Семь, восемь — вдох — удар. Шесть раз подряд!
Марк покосился на куратора. Тот ссутулился у боковой стены, руки сложены на груди, глаза не отрываются от подопечных, на лице мрачное ликование.
Шесть, семь, восемь, вдох, удар.
— Ольна!.. — простонала Итина. — Опять?
— Это не только она, — поспешно вступилась Азира. — Я тоже сбилась.
— И я, кажется, — неуверенно добавил Талат, почему-то разглядывая свои ладони.
— Но мы долго держались, скажи же, Орт? — жизнерадостно воскликнул Ильдан. — Это уже рекорд!
— Толку от вашего рекорда, — поморщился куратор, отлипая от стены; Марку послышалось в его голосе отчаяния даже больше, чем привычной издёвки. — В реальном бою это всё ерунда. Там у вас не будет десяти секунд, чтобы подготовиться, не будет поглотителя с чёткой неподвижной целью… И шанса повторить неудачный удар — тоже не будет. Давайте дальше.
Он махнул на них рукой, посмотрел на часы и исчез за дверью. Оставшиеся переглянулись.
— И ужина сегодня тоже не будет, — произнесла Итина, подражая интонации куратора. — А мы же хотели… — она осеклась и виновато глянула на Виольну.
— Чёрт с ним, — безразлично отозвалась та. — Не так уж это и важно.
— Вообще-то важно, — Азира приобняла подругу за плечи. — Орт, наверное, просто забыл…
— Ничего он не забыл, — тихо вмешалась Камайла. — Я ему говорила сегодня утром… Он сказал, чтобы мы даже думать не смели об этой чепухе. Потому что отмечать дни рождения мертвецов — тупо.
— Ну так оно и есть, — тем же бесцветным тоном произнесла Виольна. — Я с ним согласна. Тупо.
— Нет, не тупо, — отрезала Азира. — Ант — наша семья. Ты — наша семья. Если Орту плевать, это не значит…
— Ну всё, всё, — мягко прервал намечающуюся ссору Ильдан, поглаживая одногодницу по плечу. — Раньше начнём — раньше закончим, согласны? Может, даже время останется…
Времени не осталось. Вечером, когда все уже с ног валились, вернулся Ортей с полным пакетом бутербродов, и после пятнадцатиминутного так называемого ужина всё началось по новой…
— Ты больной, — объявил Ильдан, падая на пол. — За один день обучить нас мержам… Наверное, мы первая и единственная семья, которая так смогла…
Часы на стене показывали почти полночь.
Марк тоже опустился на землю, не ощущая больше собственного тела. Но это чувство он бы назвал скорее приятным — от осознания достигнутого результата, от неповторимой атмосферы единства с семьёй в душе и по гудящим мышцам тела расползалось довольное тепло…