– Если ты этого не сделаешь, это сделаю я! – процедила Мэйко.

Она стояла позади. И по ее голосу я поняла, что птичья принцесса напугана. Как бы Мэйко ни храбрилась, но сама мысль о том, что ей придется лишить жизни человеческое существо, пусть и угрожающее ее ребенку, потрясала ее.

– Отстань, Мэйко, – зарычала я, сильнее сжимая пальцами древко. Ногти заострились, я чувствовала, как зубы превратились в клыки, а грязные пряди волос разметало в стороны. Они застыли за моей спиной, защищая. – В день, когда ты отдала своего ребенка, ты потеряла право на него. Между вами нет никакой связи.

Она молчала. Боги, почему она молчала? Я слышала лишь ее дыхание, подсознательно ожидая удара. Но ничего не произошло.

Иногда я думаю, что Мэйко не остановила меня, потому что тоже верила в эту чертову судьбу Странников и в то, что глупо вмешиваться в их – мои – поступки.

Я вновь посмотрела на лицо Шиноту и убрала руку с древка. Мой разум вопил, противился, но решение я приняла сердцем, а оно никогда ни с кем не советуется. Распахнула его рубашку и положила пальцы на шрам чуть ниже грудной клетки.

– Я бы хотела полюбить тебя так, как ты этого заслуживаешь. Всем сердцем, – прошептала я. Шиноту слабо кашлянул и снова захрипел. В уголках губ собрались кровавые пузыри. – Но сейчас в нем слишком мало места…

Пальцы скользнули сквозь его плоть так легко, словно и не было преграды. И что-то внутри забилось, заскулило. Неправильно. Запрещено. Против природы. Скверна. Мне больше не требовалась сосредоточенность – притяжение его души было таким сильным, что стоило проникнуть под кожу, как ее сила вцепилась в подушечки моих пальцев и потащила внутрь, к эпицентру.

В последний раз. Честное слово, в последний раз.

Вот они – мои оковы, все еще здесь, прочные, неповрежденные. Лишь на мгновение, но я замерла, перебирая пальцами незримые звенья, державшие силу хого все эти годы. Сдавлю сильнее – уничтожу его. Всего миг, и его душе конец. Ощущение могущества… Я забыла, как дышать. По вискам струился пот, а внутри меня все горело, искрилось, и кровь стала тяжелой, колючей. Я поняла. Впервые за столько лет вдруг поняла, что держу в руках душу бога, и только мне решать – родиться ему или умереть навсегда.

Я зажмурилась и заставила себя вздохнуть – так глубоко, что защемило легкие. Подушечки пальцев, касавшиеся сокровенного, пульсировали. Его душа билась, взывала ко мне.

Замолчи. Замолчи!

Так только хуже. Ведь я была уверена, что мне не нужна власть. Не хочу я владеть никакими жизнями. Мне бы покоя. Разве это похоже на власть?