Еще шаг, короткий.

Чуждое место! Кузе здесь плохо. Но нужный запах — есть, отчетливый. Остаётся осторожно, в одно точное движение, поправить свое положение и оказаться именно там, куда стремилась Эли.

Жилище людей. Ничуть не похожее на такие, что ставит на ночь Сим. Всё кругом жесткое, формы грубые, рубленные. Запахи мертвые, много пыли… Тесно. Тускло. И вот годное слово: угол.

Но — хочется улыбнуться. Сестра Эли здесь, она… особенная. Яркая. Кричит, размазывает слезы по щекам. Её душе больно, но тело пока не пострадало. Такая боль одного человека незаметна издали, даже когда туман прячет лишнее и ярче обозначает огоньки душ. Нет, не увидеть малую беду издали: нет грозового вала или жора, ползущего сплошным ковром смерти. Нет общего страха толпы — громкого, многоголосого… Но Эли услышала боль сестры. Эли — чуткая.

— Нет! Нет, не пойду! — кричит в полный голос сестра Эли. — Помогите… Нет!

Её волокут, поддев под локти. Держат жестко. Людей, причиняющих боль, несколько. Один неподвижный у окна — да, это называется окно. Двое ведут сестру Эли, один нагнулся и подхватил её вещи — да, в таких мешках у людей вещи. И последний в стороне, в дальнем углу — наступил коленом на спину еще одному человеку, которому больно в душе.

Да: издали подобной малой и личной боли не увидеть. А жаль!

На спине взрыкнул басом — впервые прорезавшимся, взрослым — Кузя. Вот он вздыбливает загривок… в его жилах теперь течёт неразбавленная смертная злоба.

«Убийца», — рычит Кузя. Звук дает понять весомость обвинения, полноту правды малыша.

А вот встречное внимание. Названный убийцей — он неподвижный, у окна — ощущается холодным и темным. Он рядом, можно заглянуть в колодцы его глаз. Там — ужас и недоумение: человеку вдруг сделалось внятным появление нежданных гостей. В зрачках отразилась картина: из пустоты, из темного угла, выныривает тощий беловолосый призрак, на его плечах рычит, захлебывается яростью, щенок-валг. И нет спасения.

Ледяной человек орёт — в его голосе крепнет сила. Кузя ответно заходится визгом… что-то звонко лопается! Окно. Снова лопается, сыплется — дальше и дальше, ширящейся волной… много окон. Очень много окон!

Ледяной человек закрывает помутневшие глаза, оседает… Его помощники обернулись, в их глазах можно опять прочесть себя. Странное чувство. В степи никто из людей не видел Эта призраком смерти. Наоборот, он — щит, поставленный между живыми и их скорой смертью… Здесь люди другие. Они видят лишь беловолосую смерть с оскаленным валгом на шее.

В глазах сестры Эли тоже можно рассмотреть себя, и тоже призраком, но именно сестра Эли, полная болью — улыбается и ничуть не боится смотреть, искать в призраке черты… человека?