Сестры присоединились к попутному каравану, чтобы вернуться в родной город. Неординарная внешность Елены не раз привлекала агрессивное внимание, и был момент, когда ситуация стала опасной для жизни… Тогда в караване наступил хаос. Эти записи у меня есть, пусть съёмка велась с большой высоты и представляет лишь общий вид на местность. Однако я могу подтвердить, всё произошло в течение одного вечера. И снова ночью сестры покинули лагерь, и снова их никто не преследовал.

Такие инциденты мною фиксировались еще как минимум дважды, прежде чем сестры добрались до ворот родного города, были идентифицированы и допущены внутрь после карантина.

Как показывает мониторинг переговоров городов, а тогда дальнее радио еще неплохо работало, хранители постарались собрать максимум информации по инцидентам вокруг сестер. Вероятно, был сделан обоснованный вывод о наличии у одной их них дара, лишь отчасти сходного с даром Чтеца. Увы, подробнее не могу ничего утверждать.

Мое внимание сфокусировалось на городе, когда я зафиксировал в его центре мощный взрыв и затем пожар. В ночь после взрыва я и забрал Марию из-под стен.

Много позже со слов Марии, а она совершенно не желала вспоминать те дни, удалось установить: именно Елена продумала план побега. Это был план, который изначально предполагал гибель самой Елены.

Во снах Мария часто слышала голос сестры, вспоминала последние сказанные ею слова. Я тому свидетель из-за нашей связи с сознанием Марии, и, более того, я принимал меры, чтобы минимизировать влияние кошмаров на психику Марии и постепенно смог устранить их.

«Жадность, жадность… У каждого в глазах только жадность! Будь проклят род людской, пусть вымрет до последнего ублюдка. Люди? Мы все — пустые оболочки, высосанные кости без души. Уходи. Ты не человек, у тебя есть сердце. Прошу тебя, хоть ты — живи! Умоляю», — именно эти последние слова сестры запомнила Мария.

Два мира, два солнца

Два мира, два солнца

Люди, валги, мейтары, даже йеты… И иные, пусть они бледнее и заметны лишь изредка, вспышками. В туманном мире все живые души светятся — то ярче, то слабее. Но порой свет делается направленным и острым, он вызывает боль… дает знак: спеши, еще можно исправить многое.

Он недавно научился спешить, он теперь мог приближаться в один шаг. Если бы умел прежде, не допустил бы беды тогда — в худший день жизни.

Людей всегда получалось различать яснее прочих. Самый яркий встретился сразу, у пещеры. Тот, кого люди зовут Сим, а теперь еще и атаман. Тот, кто светится ровно и виден очень внятно… кто старается понимать и сам открыт. С ним проще, чем с остальными, но даже Сим очень много говорит.