— Мейтар из сказки, — едва слышно шепчет сестра Эли, улыбается и закрывает глаза.

Тот, кого Кузя назвал убийцей, скорчился на полу, но не сдался. Пытается что-то нащупать на поясе. Действует медленно, неловко. Потная рука дрожит…

Одна травинка всегда найдётся в складке рукава. Ей предстоит укорениться на виске убийцы. Прочие люди… бегут без оглядки. Пусть бегут? Хочется вслух спросить мнение валга. «Йях?». Удобное звучание вопроса. На выдохе, очень простое…

— Йях, — выдохнул Кузя в ответ, ослабил хват когтей. Он успокаивается. Он доволен. Пусть люди судят, кто в их стае прав, кто неправ. Пусть сами — теперь, когда убийца наказан.

Шаг.

Ноги погружаются в болото. Волной накрывает запах тины. Вода лоснится бликами… Можно закрыть глаза и поверить: сегодня наконец-то удастся ощутить восход солнца родного мира. И туман… над болотом обычный туман. Влажный, стелющийся. Настоящий.

— Йях… — пробуют выдохнуть губы.

Звучание отражает благодарность и просьбу к малышу.

Эт не ушел сразу. Попытался дать себе еще немного времени, чтобы поверить: есть надежда впитаться в мир. Причастность — это счастье. Людям, валгам и прочим причастность дана от рождения. Счастье быть слабыми и отвечать только за себя… и то не всегда.

Движение. Явилась сильная — белоснежная валга. Она достойна уважительного поклона. Она ощущает тени и блики мира, знает свою ответственность… И еще, пока поклон длится, у малыша есть время спрыгнуть в родное болото.

Едва спина перестала ощущать тепло лап, иной туман надвинулся… загустел. Огоньки замерцали. Свежая боль родилась вдали, у самого моря. Вот боль окрепла. Знакомая: хотя ближе к осени грозовые валы редки, но этот могуч, и движется он прямо на селение. Люди сплотились в единый страх, в сплошную спешку. Люди утратили рассудок и способность к маскировке. Люди сейчас — голые, настоящие. Спасают то, что им дороже всего… кто-то детей, кто-то — скот и шатры, а кто-то — всего лишь себя.

Шаг.

В предгорьях светло. Далеко внизу — море. Пахнет солью. По-над водой цвета сырого мяса вызревает тучевой нарыв.

Грозовой вал, если быть зрячим и смотреть во всю силу любопытства, очень красив. Кипучий и яростный, он хлещет берег хвостатыми молниями, гулко лупит скалы ослепительно-синими шарами. Он катится вверх по ущелью, к долине — ближе, ближе…

— Эт… — шепчет кто-то за спиной.

Заметил? Или позвал, еще не видя? Скоро имя повторят. Много раз повторят. Эт — для людей в горах и в степи не имя, а заклинание.

Рука плавно скользит вперед и вверх. Люди не знают даже примерно, каково это — держать на ладони грозовой вал. Им и рассказать-то нельзя: нет нужных слов. И они не умеют слушать. А еще некогда: то они спасаются, то их спасают… Для кутерьмы такой вот жизни у Эли в голове есть щекотное, смешное слово — «хлопотно».