Алекс промолчал. Я пошевелила пальцами прокушенной руки, хмыкнула. Свежая розовая кожица уже натягивается поверх сырого мяса. Жилы ноют, потому что срастаются. Но я же не станут вслух говорить то, что очень хочу сказать о своей гребанной живучести? Стоп. Убрать лишнее слово! «О своей живучести». Так лучше. Боже, когда я стану собою прежней… Никогда. Стоп! При чем тут «боже», что за «боже», это-то откуда всплыло?

Вдох. Выдох. Я вполне очнулась и, наконец-то, готова увидеть малышню на лавке. Поворачиваю голову…

Мальчик испуганно зыркает из тени, он отполз в угол и забился, закутался. Щенок лежит точно так, как прежде. Нос дергается, уши ходят… Может, у него спина перебита? Он бы и рад отползти, а не смог. Как жалко их обоих! Опять икаю, пропускаю невысказанными слов пять из памяти дохлого Петра. Я упрямее, я не сдамся. Из меня не попрет его мат.

Вряд ли кто-то из ведьм хотел добиться такого итога: я совсем слилась с сознанием Алекса и выдрала оттуда что-то… а точнее кого-то, дикого и яростного. Этот «кто-то» зовется Пётр, он безмерно свободолюбив и умен. Он спас меня. Знать бы ещё, как он попал в меня? Может, опять надо сказать спасибо маме Кузи и ее песне на болоте? Она много дала мне. И я понятия не имею, чем именно награждена.

— Не тестирую в себе следов сознания Петра, — сообщил Алекс. — Без особых оснований готов предложить гипотезу: он вырвался вовне и обратно в «цифру» не вернется. Надеюсь, это не приведет тебя к раздвоению личности, Элена?

— Знаешь, выключи виноватость. Мне симпатичен дохлый Пётр-физик. Когда его сильно бьют, он делается злой и веселый. Я не умею так, а бывает полезно. Я уважаю его, он очень умный, гораздо умнее и взрослее меня. И еще. Он вовсе не хочет вытеснять меня. Просто он эйфорически рад дышать и жить. Я не против. Если он перейдет границу, мы будем эту самую границу искать и проводить. Но не раньше.

Вдох. Выдох. Когда меня послушается мой же пульс? Тише! Тише…

Гремит засов! Тело аж подбрасывает от неуместности, грубости звука. С разгону выговаривается несколько слов из нового для и безмерного запаса мата. Между прочим, когда произношу их, успокаиваюсь. И развлекаюсь: за дверью притихли. Удивились, еще бы. Тон ругани сухой и яростный, с пришипом. Тот Петр, и без пояснений Алекса ясно, в прошлой жизни разочаровался в людях. Думаю, в последние годы он всех вокруг проклинал. Только у него не было моего дара. Как говорится, бодливому козлу бог рогов не дал… н-да, так говорится, но — не мною. Позже подумаю про козла и бога.