«Сон» дает визуальную картину, аналогичную бинокулярному зрению единичного живого существа. Определенно это спектр под восприятие не homo sapiens.

Наблюдаю пространство, заполненное субстанцией, напоминающей туман и резко снижающей чёткость восприятия. В субстанции условно и с высокой погрешностью идентифицирую объекты значительной яркости, имеющие ритмику колебания параметров, характерную для живых существ. Объектов три. Субстанция локализована вокруг них и осуществляет внешний контроль их живучести и корректировку параметров для поддержания в коридоре допусков.

«Сон» имеет высокий порядок приоритетности, поскольку продолжается после перезагрузок и плановых отключений систем и блоков. Локализовать его размещение в системе я не способен.

Уточнение. «Сон» позволяет мне генерировать данный отчет, поскольку оставляет определенную автономность сознания даже в защищённом режиме.

Анализу феномен не поддается.

Перехожу к сценарию деактивации внешних систем и исполнительных механизмов. В малоконтролируемом состоянии я, весь комплекс возможностей Алекса, опасен.

Элена. Ценности живые и мертвые

Элена. Ценности живые и мертвые

Когда настаёт рассвет, мир пробуждается. Выбирает себе формы, краски. Размечает блики, отращивает тени… И тем самым даёт опору рассудку. Хотя мой пока что слаб! Ему даже с самым крепким костылем, увы, не прохромать и шага.

Имя. Первый шаг — имя. Нет, встать на ноги — это и есть имя. А я пока могу лишь бессильно хлопать глазами и беззвучно ужасаться эху ночных голосов в себе, в мире вокруг…

Кто я? Всюду окрест в сумерках плывет равнина. По ней гуляют волны. Равнина пуховая, каменная, шелковая… и все равно серая. Волны гонят тьму и серебро. Когда тьма накатывает, делается холодно и пусто. Серебро обдает жаром и тяжестью. Что лучше? Нелепый выбор.

— Меня зовут Иржи.

Голос шелковый, без тяжести и холода. Приятно понимать слова. Знать, что есть такой удобный способ общения — слова. Уже опора.

— Иржи. Несложно выговорить, — повторил голос, мягкий и звучный.

Лицо заслонило серость степи с волнами пустоты и тяжести. Так хорошо — увидеть лицо. Человеческое. Удивительное. Сразу пришло осознание смысла слова «красивое». Во тьме возникла прореха, посыпались новые смыслы и связи, слова и созвучия. Кожа у Иржи бледная… светлая. Волосы рыжие… золотые? Солнечные! Они лежат крупными волнами. Ветерок трогает их. Ветерок пахнет полынью, пылью и чем-то знакомым, почти осязаемым. Сложным для памяти, неоднозначным.

Глаза! Отчего-то мне трудно заглянуть в глаза Иржи. Как будто ушедшая ночь противится. Ночи претят прямые взгляды, тьма не имеет формы и цвета. Только голос есть у тьмы… дикий, рычащий.