Обернувшись за новой чашей, Сим охнул и почти потерял равновесие.

Он увидел до жути медленно и подробно, как из пустоты шагает в лагерь, на живую сторону вараньего шипастого круга, беловолосый призрак — Май. Атаман успел осознать: друг совсем тонкий, словно высох. Обожжённое лицо перекошено усилием — отчаянным, непомерным.

Май на миг проявился внятно, прорисовался весь… и пропал, словно призрак!

— В стороны, — прохрипел Сим. — Вниз!

Он вдруг понял, придумал себе то, что невозможно — и что наверняка случится прямо теперь. Он почти не надеялся быть услышанным прочими защитниками, но закрив-чал снова.

— Вниз!

Времени не осталось, и Сим прыгнул, дотянулся и рывком оттолкнул Ганса, тот вроде бы понял и дотянулся до следующего защитника… Сим перекатился обратно, уже не думая, что его опознала вся масса жора по резким движениям, по громкому голосу. Он успел хлопнуть по плечу еще одного защитника, указал ему в два движения: в сторону и вниз! Оттолкнул к следующему бойцу…

Прямо за спиной наметилось зарево, сразу выросло в кошмарное, ослепительное сияние. Сим успел увидеть свою черную тень на колышущемся ковре жора. По ушам ударил грохот, что-то гудящее, сине-солнечное, обжигающее прокатилось мимо, вплотную. Сим ощутил, как лопнула ожогами кожа на левой щеке, как встала дыбом щетка коротких волос, вспыхнула и рассыпалась пеплом…

Дышать нечем. Иглы боли протыкают тело. Дымный мрак наглухо заполняет безумный, взбесившийся мир, где брызги сияния пятнают бездонность…

* * *

— Нелюди! Выродки, а? Проклясть вас скопом, вот так и растак! — визгливо причитает знакомый тонкий голос над сожжённой, отчаянно ноющей макушкой атамана. — Эй! Ты, вот ты! Куда пошел, сказала же, ледяной воды. А? Это ледяная? А? Ты шалва или в носу поковырять годен и только, вот так? А?

— Лучше б я умер, — едва слышно выдохнул Сим и попробовал заткнуть уши.

Руки не послушались. Обе ладони, теперь понятно, обмотаны тряпками в несколько слоев. Много холодного и влажного на коже. Это хорошо. Горение понемногу утихает, боль делается посильной…

В ухо шепчет старческий голос — смутно знакомый, задыхающийся. Неужели сама апа Бина? В здоровую щеку тычется мокрый нос.

— Мы стараемся, — жалобно оправдывается Арина, её-то ни с кем не перепутать, названую сестру. Рядом с ней душе спокойно. — Стараемся! У нас не особенно складно выходит, но мы все равно стараемся, а только кожа у него не нарастёт такая… с шерстью? Все же Рин… он меховой.

Сим мысленно ужаснулся и резко распахнул глаза.

Солнце! Огромное. Яростное и — живое, родное.