Идея не из новых. Иудейские экстремисты также верили, что заклание юницы на Храмовой горе ознаменует собой пришествие Мессии. За последние годы на «Купол скалы» было совершено несколько нападений под эгидой рыжей телицы; во время одного из них мечеть Аль-Акса получила некоторые повреждения, что едва не стало причиной регионального вооруженного конфликта. Израильское правительство наносило по экстремистам удар за ударом, но сумело лишь загнать их в подполье.
Если верить новостям, на Среднем Западе и Юго-Западе США имелось несколько молочных ферм, втихомолку посвятивших себя приближению Армагеддона, – разумеется, при финансировании «Слова за мир». Здесь велись работы по выведению кроваво-красной телицы; предполагалось, что такой цвет сработает лучше, ибо рыжие кандидатки, представленные фанатикам за последние сорок лет, не оправдали возложенных на них надежд.
Эти фермы систематически увиливали от федеральных инспекций, нарушали правила содержания скота и даже сокрыли вспышку ССК, пришедшего в США из-за мексиканской границы (если конкретнее, из города Ногалес). Из инфицированных яйцеклеток получалось потомство с генетической предрасположенностью к алому окрасу шкуры; почти все телята, однако, скончались вскоре после рождения (на связанной со «Словом за мир» молочной ферме в Негеве) от респираторного дистресс-синдрома. Тушки закопали, но слишком поздно. Инфекция распространилась на взрослое поголовье и поразила работников негевской фермы.
Администрация США оказалась в неприятном положении. Управление по санитарному надзору уже объявило о пересмотре своей политики, а Министерство национальной безопасности заморозило счета «Слова за мир» и выдало ордера на арест лиц, собирающих деньги на нужды трибуляционистов. На фотографиях в сюжете федеральные агенты выносили из безликих зданий коробки с документами и взламывали двери неизвестных церквей.
Диктор перечислил несколько названий.
Одной из церквей оказался «Иорданский табернакль».
4 × 109 нашей эры
4 × 109 нашей эры
На окраине Паданга мы пересели из «неотложки» Ниджона в частный автомобиль с водителем-минангом; тот высадил нас (меня, ибу Ину и Ена) возле грузовой зоны на прибрежном шоссе. Пять громадных ангаров с жестяными крышами располагались на равнине из черного гравия между прикрытыми брезентом коническими кучами цемента; на грузовой железнодорожной ветке стояли проржавевшие цистерны. Главным офисом оказалось приземистое деревянное здание с надписью по-английски «Грузовые перевозки Баюра».
Эта компания, сказала Ина, в числе прочих принадлежала ее бывшему мужу, и в приемной нас встретил не кто иной, как сам Джала, упитанный мужчина со щеками-яблоками в канареечно-желтом деловом костюме, похожий на филлпот в тропическом одеянии. Они с Иной обнялись, как обнимаются люди, довольные своими отношениями после развода, а потом Джала пожал мне руку и наклонился, чтобы пожать руку Ену. Секретарше Джала представил меня как «господина из Суффолка, импортера пальмового масла» – наверное, на случай, если ее станут допрашивать «новые реформази». Затем он проводил нас к своему семилетнему «БМВ» на топливных элементах, и мы отправились в Телук-Баюр: на передних сиденьях Джала с Иной, на заднем – мы с Еном.