Наконец набухшее солнце исчезло, и мне показалось, что температура воздуха тут же снизилась на десяток градусов.

За прозрачными облаками появились несколько разбросанных по небу звезд.

Я проголодался, до боли хотелось пить. Может, Кондон решил ждать, пока я не скончаюсь от дегидратации… или же попросту забыл про меня. Я даже не пробовал представить, как сегодняшние события укладываются в голове у пастора Дэна и какие его обуревают чувства: то ли страх, то ли упоение собственной правотой, то ли причудливая смесь ужаса и ликования.

В комнате стало темно. Ни верхнего света, ни настенной лампы. Но я слышал отдаленный рокот (должно быть, бензинового генератора). Из окон первого этажа лился свет. Светло было и в амбаре.

У меня же не было ничего, кроме телефона. Я вынул его из кармана и нехотя включил – просто чтобы поглазеть на мерцающий экран.

И тут же кое-что придумал.

* * *

– Саймон? – Тишина. – Саймон, это ты? Ты меня слышишь?

Тишина. Затем жестяной оцифрованный голос:

– Ты меня чуть не до смерти напугал. Я думал, эта штука не работает.

– Работает, но только не при свете дня.

Днем солярный шум блокировал данные со стратостатов; теперь же планета отгородила нас от Солнца. Быть может, оборудование воздушных шаров понесло некоторый ущерб (звук в динамике был низкий, с потрескиванием) – но пока что ретрансляторы вполне сносно передавали сигнал.

– Мне очень жаль, что так вышло, – сказал Саймон, – но я же тебе говорил.

– Где ты? В доме или в амбаре?

Пауза.

– В доме.

– Я весь день поглядывал в окно, но так и не видел ни миссис Кондон, ни жены Сорли с детишками. Ни Макайзака с семьей. Куда они делись?

– Уехали.

– Ты уверен?

– Уверен ли я? Ну конечно уверен. Заболела не только Диана. Она вообще последней заболела. Первой была малышка Тедди Макайзака. Потом его сын, потом сам Тедди. Когда стало ясно, что его дети, сам понимаешь, больны по-серьезному и не идут на поправку, тогда-то он собрал их в свой грузовичок и снялся с места. И жена пастора Дэна вместе с ним.