* * *

Спал я крепко, спал долго, и, пока спал, колеса машины накрутили немало миль.

Когда проснулся, было очередное дождливое утро. Мы стояли на площадке для отдыха (к западу от Манассаса, как я узнал позже), а в стекло стучала какая-то женщина под драным черным зонтиком.

Я проморгался, открыл дверцу – женщина отступила на шаг, бросила подозрительный взгляд на Диану и выпалила:

– Он просил передать, чтоб вы его не ждали!

– Прошу прощения?

– Просил попрощаться и сказать, чтоб вы его не ждали.

На переднем сиденье Саймона не оказалось, и в непосредственной близости тоже: ни среди мусорных баков, ни за мокрым столиком для пикника, ни у хлипкой уборной. На площадке стояли еще несколько машин, почти все – на холостых оборотах (должно быть, владельцы отправились на горшок). Я обвел взглядом деревья, отметил залитый дождем индустриальный городишко на холме, поднял глаза на огненное небо.

– Тощий блондин? В грязной футболке?

– Да, он. Он самый. Сказал, что вам нельзя долго спать. А потом ушел.

– Пешком?

– Да. К реке ушел, не по дороге.

Женщина еще раз пристально посмотрела на Диану. Дыхание у той было шумное, поверхностное.

– У вас тут все нормально?

– Нет. Но мы уже почти приехали. Спасибо, что поинтересовались. Этот парень сказал что-нибудь еще?

– Да. Сказал «благослови их Господь» и еще сказал, что дальше пойдет без вас.

Я поухаживал за Дианой, бросил последний взгляд на залитую дождем парковку и выехал на шоссе.

* * *

Несколько раз пришлось остановиться: поправить капельницу, дать Диане подышать кислородом. Она уже не открывала глаз. Не просто спала, а была без сознания. Мне не хотелось думать о том, что это значило.

Дождь не унимался, движение было медленное, повсюду виднелись свидетельства хаоса последних дней. Мы миновали десятки разбитых или сгоревших машин на обочинах. Некоторые еще дымились. Кое-какие дороги оказались закрыты для гражданских машин: их зарезервировали для военного транспорта и автомобилей экстренных служб. Несколько раз меня разворачивали на блокпостах. День выдался жаркий, воздух был невыносимо влажный, и хотя во второй половине дня поднялся сильнейший ветер, облегчения он не принес.