А гнев, превращается в жар. Всегда. Нужно гасить огонь, контролируя силу ярости… или она сожжет тебя дотла.

Мастер говорил…

Коста замычал и затряс головой, как собака — “мастер, мастер, мастер” — перед глазами все опять вспыхнуло алым.

Не думать. Не думать. Не думать.

Я — не моя ярость. Я — не мой гнев. Я — не моя кровь. Я — сильнее. Сильнее. Сильнее. Я — не то, что я чувствую…

Я не настолько слаб!!!

Коста замерз, его то колотила дрожь, то бросало в пот, зубы стучали. К ночи внутреннийжар стал таким, что под ним нагревались камни, и из последних сил он стянул рубашку, сапоги, оставшись в одних штанах, выполз под дождь и лег.

Под холодные струи. Лег и ждал, пока жар внутри схлынет, пока красное марево не побледнеет перед глазами.

Возвращался обратно и снова ждал, и снова выходил под дождь, и снова возвращался, и снова ждал.

Вдали над городом — над одним из западных окраиных кварталов в черное небо поднимался столб огня и дыма, такой яркий, что освещал крыши и дома, как большой полыхающий факел. Но Косте было все равно — чуть больше красного, чуть меньше красного, когда весь мир — алый, ещё немного света ничего не решало.

Жар спал к утру, когда его так шатало от усталости, что он не мог стоять ровно. Пелена рассеялась и в сером предутреннем мороке он ясно увидел, какая вода в дождевом канале — мутная, бурлящая, грязная; мокрые камни — почти черные, а жетон, болтающийся на шее — светлый.

Он — выиграл. Эту битву с самим собой. Выиграл. Не позволил “дурной крови” снова взять верх. Ещё никогда ему не было так сложно. Чутьем или даром зреть суть он знал, чувствовал, что сдайся он сегодня — потерял бы себя навсегда. Прежнего Косты не было бы… он исчез, растворился в алой дымке…

Именно этого всегда добивался Мастер от него — “абсолютного контроля”, если ты не управляешь своими чувствами — ими будут управлять другие, управляя тобой. Именно этого требовал… и теперь уже не узнает, что у него получилось…