Шрам поднял вверх голову, прислушиваясь — и отошел к окну, одернул шторы, распахивая окно. И закурил, нашарив рядом шкатулку с южным узором сверху, в которой плотными рядами были уложены коричневые пахучие палочки.
— Трубят… — Шрам выпустил колечки плотного дыма вверх и перевернулся, подставив утренним лучам светила другое плечо.
Далекий звук горна вибрировал воздухе, таял и поднимался в голубое небо — прямо к сияющему куполу над Октагоном.
— А если все же… они начали обработку мальчишки… что будешь делать? — прищурился Шрам, снова выпуская дым.
— Тебе нельзя курить, тем более это, — с неудовольствием ответил Старик, морща нос — едкий сладковатый запах щекотал ноздри. — Целители тебе запретили. После южной кампании у тебя поллегкого осталось, когда тебе разворотили все остальное «режущим»…
— Когда это было… — легко откликнулся Шрам. — И лекари вечно запрещают все, что делает жизнь хоть чуть-чуть лучше и сноснее…
— Тебе нельзя курить, — жестко повторил Сейши. — Сколько этих палочек нужно, чтобы обменять на них зиму? Это того стоит? Сходи к Целителям Душ. Помимо того, что это — слабость, такой примитивный способ личного самоубийства…
— Не порть момент, — огрызнулся Шрам. — Хочу курю — хочу не курю. Хочу — убиваю себя, не хочу — не убиваю…
— Легкие…
— Если я был бы здоров, разве торчал тут? Только и осталось удовольствий на этих сраных островах, что курить, да шлюхи изредка…
— Так и умрешь как-нибудь, на побережье в очередном борделе…
— И что? Не самая плохая смерть — на пике… — Шрам басовито заржал. — Удовольствие надо получать здесь и сейчас, и жить тоже…
Старик поднял глаза вверх и пробормотал что-то нелестное. Горн протрубил в третий раз. Стремительный звук взлетел в небеса.
— Ты не обо мне думай, моя жизнь кончена — все равно с Островов никуда…ты лучше о своем мальчонке думай… Если выживет, забьют ему голову — выбивать замучаешься…
— Не забьют, — пробормотал старик, прислушиваясь — горн стих. — Мальчик четвертого никому не верит до конца… Должно пройти много зим, прежде, чем он хоть что-то начнет принимать на веру…
— Они расскажут ему о величии, о силе, о том, что он — особенный, а вовсе не кусок мяса, — Шрам загибал пальцы, — взрастят гордыню, и потом — учить… тьфу… — он сплюнул.
— С гордыней я разберусь. Не допущу ошибок как с Четвертым, и… пусть сначала выживет.
— Кого из него решили растить?
Сейши пожал плечами.
— Нужно будет убирать лишнее милосердие, мальчик слишком мягок, из-за этого нерешительность — и тогда он будет терять время на принятие решений. Очень много тонкой работы… Чтобы не вышло, как с этими… их уже не исправить — возьми Восьмого ученика, Девятого или Одиннадцатого? Они получают удовольствием от насилия и крови, их нужно ограничивать, а не поощрять, — недовольно старик.