– Ты же знаешь, я не могу.

– Правда? Почему? Ты ведь обещала, что после Горна у нас будет время.

– Знаю, но ситуация изменилась. Я изменилась. Я нужна Империи как никогда.

Джем выдыхает сквозь сжатые зубы.

– На самом деле я не думаю, что ты хоть сколько-нибудь изменилась. Но я должен это сделать, и, думаю, Рила должна поехать со мной. Ты сможешь приезжать к нам в Дивенбург, когда захочешь. Все равно, когда мы жили в Сияющем Граде, она тебя почти не видела.

– Да, но…

– Она должна поехать со мной. Правда в том, что… – он запинается, – правда в том, что она тебя боится.

С этим не поспоришь. Веспер отворачивается.

– Что насчет моего отца?

– Он тоже может навещать нас, когда захочет, но Рила – моя дочь, и я не позволю ее очистить или осудить.

– Ладно.

– И все? Просто «ладно»? Ты не собираешься спорить?

– Нет, я согласна. Ты прав. Ты прав, прости.

– Вообще-то у тебя тоже есть выбор. Ты проливала за них кровь, ты их несколько раз спасала. Если захочешь сейчас уйти, это нормально, ты им ничего не должна.

Она вздыхает.

– Хотелось бы мне, чтобы это было так, но я правда не могу. Здесь все держится на мне одной, только мне доверяют все стороны. А еще теперь я одна из Семи. Я в буквальном смысле слова единственный человек во всем мире, кто может сделать так, чтобы это работало. Хотелось бы мне иметь возможность просто встать и уйти, но я не могу. Слишком многим я пожертвовала, чтобы сейчас остановиться. Я должна сделать что-нибудь, чтобы кровь на моих руках пролилась не зря. Я должна сделать что-то хорошее. Это единственный выбор, с которым я потом смогу жить.

– Ладно, – говорит он.

– Ладно, – откликается она.

Сон не идет. Что-то точит Веспер, какая-то заноза, которую она не может осознать – пока:

– Ты говорил, что Самаэль не вписывается. Он тоже хочет уйти?