Спросила и замерла в ужасе, предвкушая ответ.

— Нет, — он покачал головой и кольцо рук разомкнулось. — Идем. Сможешь опознать драгоценности, если покажу?

Я кивнула, уже чувствуя, что вляпалась в дела куда более серьезные, чем мне представлялось.

— Хорошо… отлично. И… послушай, Маруся… мне придется сделать пару звонков. Ты ведь посидишь? У меня в палатке посидишь? — уточнил Николаев и тут же поспешил заверить. — Я буду рядом, но тебе не стоит оставаться одной. Если артефакт разбудили…

— Разбудили?

— Он явно активен, и поэтому ты слышишь зов. А если учесть, что до того он пару сотен лет лежал себе спокойно, то напрашивается вывод, что произошло что-то, что это спокойствие нарушило.

— И… что?

Николаев определенно не хотел говорить. Нахмурился вот. И на лбу пролегла длинная такая морщина. Однако все-таки решился.

Сказал.

— Артефакт темный. И пробуждающая сила тоже должна быть темной. Понадобилась бы кровь. А еще чья-то жизнь.

Вот… и надо оно мне было, знать?

— И это отнюдь не алтарь! Алтарь у вас тоже здесь давно существует. Подозреваю, что его сила и укрыла артефакт от поиска…

— А…

— Искали всенепременно. Должны были бы… хотя опять же, мне нужно кое-что уточнить. Ты посиди, ладно?

Я кивнула.

Посижу. Что мне еще остается делать-то? Разве что не думать о темной-темной воде и красном-красном сердце.

— Тогда… нет, — он хлопнул себя ладонью по лбу. — Сперва драгоценности… давай…

Николаев потянул меня к палатке, а потом почти силком в эту палатку впихнул, чтобы следом самому заползти. Замок, правда, не стал опускать, то ли опасаясь оставаться со мной совсем уж наедине, то ли оберегая нервы мои.

— Извини, тут немного… беспорядок, — он поднял мятую рубашку и смутился. — Садись… куда-нибудь. Места немного, но она теплая. И комаров отпугивает.

— А… — я вдруг поняла, что именно меня смутило. — Где все?