– У меня для тебя кое-что есть, – прохрипел брат, оказавшись у него на пути. – Пятница, иди сюда и захвати нотную тетрадь.

– Может, оставим это на другой раз?

Сразу за суровым взглядом Дэна, который тот метнул в ее сторону, раздались легкие шаги. Яра протянула ему тетрадь, и Макс спросил, листая страницы:

– Что здесь? Это абсолютно точно не похоже на ноты и еще меньше на слова.

– Не заставляй меня делать это еще раз, – она мотала головой, смотря на Дэна.

– Я хочу, чтобы он услышал это от нее, так как она сама писала об этом. Если не прочитаешь ты, то расскажу я и выбирать выражения точно не стану.

Яра взяла тетрадь и села на диван, спиной к ним, а Дэн вонзил в Макса свой жуткий взгляд. С каждым предложением, которое она читала, этот взгляд, словно вращающееся лезвие, вонзался все глубже. Когда сорвавшимся голосом она закончила, брат довольно хмыкнул и вышел.

– Иди спать, я побуду один, – сказал Макс Яре.

– Нет, – ответила она, опустив голову на подушку, которую положила поверх своих колен. – Объясни наконец, почему Рейн так ненавидит тебя?

– У него полно причин, – заверил ее он и сел рядом, сложив руки на затылке и опустив голову. – Например, я посадил его на пять лет.

– Так было всегда?

– Нет.

Он замолчал, напряженно прислушиваясь к звукам шагов по квартире и скрипу дверей.

– Каким он был, когда вы еще общались?

– Трудным подростком с характером, в котором полно острых крайностей. Не без причины резким, часто даже грубым. Его было легко разозлить, но он не был плохим, – говорил Макс, пытаясь скрыть горечь, поднимающуюся изнутри. – Его настроение могло меняться так быстро, что я не успевал и понять, что произошло. И он не относился ни к кому ровно. Если он узнавал человека, то, значит, уже составил о нем мнение, и оно было хорошим или плохим.

Стало тихо. Темную комнату сквозь окна освещал оранжевый свет уличных фонарей.

– Странно, но мне хочется думать, что он специально так ведет себя, – сказал Макс с верой в голосе и откинулся назад. – Потому что, если все эти показательные выступления только ради меня, я готов их терпеть.

– Разве ты виноват перед ним?

– Скажем так: я не считаю, что виноват перед ним в той же степени, в какой думает он, но да, виноват.

На улице приглушенно шумел проспект, и в темноте воображение вернуло его в прошлое. Грохот кастрюль на большой, но неизменно тесной кухне. В нос проникли сытные запахи соседской стряпни. Вместо вазы на подоконнике серая кошка встала на задние лапы, заметив за окном вторгшихся на ее территорию птиц.