Яйца. Американские отполированные до блеска стальные яйца. Раз за разом скептическое отношение Анатолия к нации, которая сама себя толком не понимает, смывало прочь всепоглощающим потоком чистого восхищения. Эта американская наивность!
– Футболки, – сказал президент. – Бюсты в магазинах. Татуировки – я в профиль. Мне поклоняются. Возносят до небес – даже за границей. Им нравится мужественная поза. Они слышат ее голос. Который обещает им больше, чем любые слова, любой пресс-релиз. Смотрите, какой он непринужденный. Какой сильный. Уверенный в себе, могущественный, влиятельный. Кто еще может быть нашим лидером? Кто, если не
Анатолий с тревогой обнаружил, что в бутылке осталось не больше трети. Поговаривали, что по-настоящему напиться уже невозможно. Что же теперь наступает вместо опьянения? Он подумывал о том, чтобы поэкспериментировать самому, однако хорошо знал, что алкоголь ослабляет как тело, так и душу. Слишком часто он оказывался первым и одновременно последним шагом к тому, чтобы сдаться на милость судьбе.
Только от судьбы ничего хорошего не дождешься. Спроси любого крестьянина – если только он не пьян в стельку.
Нет, Анатолий никогда не был любителем выпить, хотя при необходимости – в компании друзей-пилотов и других крутых ребят одной с ним профессии – довольно успешно притворялся.
Однако теперь благословенная магия, позволяющая соскользнуть в убежище затуманенного рассудка, прекратила действовать. Неожиданно протрезвевшие головы поднимали взгляд, смаргивая наросшую паутину. Казалось, зашевелилось что-то огромное, да так, что затряслось само основание материков.
Карлу Марксу в его могиле сегодня, да и в последующие дни будут сниться радостные сны. А вот всем нынешним демагогам покоя больше не будет.
– Теперь я и сам все вижу, – сказал Мельников. – Как мне казалось, что все вокруг мое. Россия – мое царство. И всемирная сцена. Я играл на ней – но не как актер, а как азартный игрок, ставил на карту миллионы жизней – и проигрывал их без сожаления. А сейчас мой хрупкий карточный домик, моя экономика двадцать первого века дрожит на своем фундаменте из века девятнадцатого. – Он грустно усмехнулся и поднял стакан. – Анатолий, мы едем сейчас на поезде, чтобы напомнить самим себе об этом стальном шве, о его нитях, которыми сшита в единое целое наша страна. Конечно, самолетом было бы быстрей, но как раз времени у нас сейчас вдоволь. – Он расхохотался. – Больше ничего нет, но времени сколько угодно.
Российская армия самораспускалась. Без какого-либо приказа. Целые подразделения попросту собирали вещички и расходились по домам. Швы, о которых говорил Мельников, трещали. Работало разве что местное самоуправление. Так и распадаются империи – деревня за деревней. Какой там девятнадцатый век: Средневековье.