— У нас тут от вас бумага, мол, если смерть внезапная и кожа желтая — звонить. Еще надо? А то у нас тут парень похожий…

Всю дорогу до больницы Арина молилась, чтобы этот звонок оказался ошибкой. Чтобы это оказался гепатит, или там цирроз, ну или пусть покойный окажется китайцем. Мало их, что ли… Очень старым китайцем… Ну пожалуйста, Господи!

Но, видать, Господь был слишком занят — не оказался тот труп ни старым китайцем, ни алкоголиком, да и печень у него была в порядке. Молодой парнишка, водяной.

Почерк Кодана-Франца узнать было нетрудно.

— Мануил Соломонович! А что это вы в чужие дела лезете? Докторов вот от работы отвлекаете… Нехорошо это, право слово, нехорошо! — раздался голос у них за спинами.

Арина, не поворачиваясь, узнала Станислава Ростиславовича. Моня развернулся на каблуках:

— Согласитесь, Станислав Ростиславович, смерть наступила при не самых обычных обстоятельствах. Так что вынуждены будем начать следственные действия. Работа, знаете ли.

Станислав, пропустив слова Мони мимо ушей, обернулся к Шорину:

— Давид Янович! Давно не виделись! Редко заходите. Вы же знаете, ко мне можно без приглашения, — и тут же поклонился в сторону Арины: — Ирэна Павловна, рад видеть вас снова на рабочем месте. Как там Иосиф Давидович? Здоров? Много ли веса набрал?

— Станислав Ростиславович, — отчеканил Моня, — попрошу вас не мешать нашим экспертам выполнять свою работу.

— А это не их работа. И не ваша, и не моя. Вы же прекрасно видите, что человек стал случайной жертвой эксперимента, в результатах которого заинтересованы люди не вашего масштаба, и даже не моего. Понимаю, вам неприятно. Но не волнуйтесь. Еще совсем немного — и если эксперимент окажется удачным, то поставки, так сказать, будут осуществляться централизованно. Буквально еще десяток-другой неприятных инцидентов — и об этой истории можно будет забыть.

Улыбка Станислава стала еще шире и лучезарнее.

— Пойдемте, нам здесь делать нечего, — прошелестел Моня посиневшими сухими губами.

— Нет, ну не может быть, чтобы не было выхода, — Арина прижала руки к вискам. Казалось, мысли сейчас разорвут ей голову.

— Есть выход. Есть, — мрачно ответил Давыд, не глядя на товарищей.

Но соврал Шорин. Дни шли, а ничего не менялось. Моня ходил в форме, грязной и мятой, на попытки хоть как-то его развеселить не реагировал. Он втягивал голову в плечи, отчего казался еще ниже ростом, сильнее прихрамывал на больную ногу, много и неопрятно курил. Даже, кажется, начал грызть ногти.

Давыд нервничал, рычал на всех, а вечерами молча сидел в углу и чистил пистолет. Говорил, что ему это как вышивание крестиком — успокаивает.