— День добрый! — безрадостно, но спокойно сказал полковник.

Винтерсблад не ответил. Дождался, пока за дверь уберётся, повинуясь лёгкому движению коротких полковничьих пальцев, адъютант Мэннинга, который так и не смог воспрепятствовать директору проникнуть в кабинет без доклада.

— Я всё знаю, имперская ты шлюха! — процедил Блад.

Мэннинг вяло усмехнулся.

— Быстро ты! — полковник, скрипнув скрытым под брючиной протезом, встал со своего места, прохромал к шкафчику со стеклянными дверцами, плеснул в стакан виски. — Я знал, что рано или поздно ты догадаешься, — крякнул он, усаживаясь со стаканом на место, с трудом уместив жирный зад между жёстких подлокотников стула. — Один пришёл, без госбезопасности… Сколько ты хочешь? — голос вмиг переключился на сталь, похабная улыбочка с лица исчезла, оставив после себя жёсткие складки вокруг влажного рта.

Винтерсблад опешил: такого подхода он не ожидал. Замешательство директора не укрылось от взгляда полковника; бесцветные глазки, казавшиеся непропорционально маленькими на сытой ряшке, ехидно блеснули.

— А ты думал — кто тебе эту должность предложил? Я-я-я, — Мэннинг самодовольно кивнул, — и не прогадал! Ты умный мужик, Блад, и не станешь резать трос, на котором висишь, — крякает, оценив собственную шутку, — я проверял. Ты срать хотел на всю эту политику и шкурой за идею жертвовать не будешь. Шкура твоя для тебя важнее всего остального, что, в принципе, правильно, — одобряю! Поэтому с тобой можно вести дела, — Мэннинг неспешно глотнул из стакана, аппетитно причмокнул. — Повторяю вопрос: сколько?

Винтерсблад взял со стола полковника ручку и написал на уголке чистого листа нужную сумму.

— Подлинными, не вашими, — уточнил он.

Мэннинг достал из лежащего на столе футляра очки; не надевая, посмотрел через их стёкла на мелкий косой почерк, кивнул.

— К концу года, — сказал полковник.

— К концу недели, — твёрдо ответил директор.

Мэннинг сложил руки на пузе, поглядел на Блада оценивающе, с прищуром, подумал.

— Через месяц.

— Две недели.

— Три. И баста!

Срок уплаты долга истекал через месяц, и три недели Винтерсблада вполне устраивали. Он кивнул и, не говоря больше ни слова, пошёл прочь.

— А помнишь, — остановил его голос полковника, — ты со мной про корсет шутил?

Блад притормозил, но не обернулся: так и стоял, глядя на закрытые двери.

— Ну, что я, мол, в кожаном корсете буду… И в перьях, кажется, да? — Мэннинг вновь довольно крякнул. — А в результате сам-то сколько в корсете проходил со своей спиной, а? Осталось только в перьях обвалять, — в голосе хозяина кабинета послышалась явная угроза, — и над городскими воротами повесить. Так что ты там поаккуратнее при манёврах, господин подполковник! Человек — существо хрупкое, по себе знаю, — и он постучал под столом протезом.