— А про поддельные деньги ты рассказывал? — интересуется священник.

— Какой смысл? — горько усмехаюсь.

Дед вздыхает.

— Одного не понимаю, — говорит он, — почему Уивер не рассказал о своём отце? Почему врал, что ты помогал ему с учёбой? Почему ты сам говорил то же самое, ведь это выглядит смешно и неправдоподобно!

— Он как мог старался доказать мою невиновность. Он клялся, что я его и пальцем не трогал. Но ему не поверили: решили, что мальчишка просто запуган. Если бы он рассказал про жестокость отца, он мог бы оказаться в приюте, а это — хуже всего. Не закончил бы образование и потерял бы возможность стать военным. Или хоть кем-то, у кого есть шанс на нормальную жизнь. Я молчал по этим же причинам. Я знаю, что такое приют. И я знаю, что он делает с детьми…

Молчим долго. Светает. До расстрела остаётся не более получаса.

— Отпустить тебе грехи, сын мой? — спрашивает священник.

— Греха, за который меня сейчас расстреляют, на мне нет, — отвечаю.

— А остальной груз? — не отстаёт священник.

Весь груз, что есть — весь мой. Я сам должен ответить за него, не перекладывая на седую голову сидящего рядом деда. И я понесу это до самого конца. Недолго и осталось…