Оборачиваюсь, вижу спины расстрельной команды и затылки тех, кто стоит позади них. Лицом ко мне остались лишь двое. Те, на кого смотрят остальные. Трой Ортиз — высокий, невозмутимый, весь в чёрном, застёгнут на бронзовые пуговицы под самое горло. Стоит с ещё дымящимся револьвером в руке — это он стрелял в воздух. И Юна Тен.

— Освободите господина подполковника, — негромко произносит председатель совета, — все обвинения с него сняты.

— Но как же… — засуетился ответственный за казнь капрал.

Председатель повторил свою фразу слово в слово, только голос был уже громче и звучал так властно и бесстрастно, что капрал со всех ног бросился развязывать мне руки. Когда верёвка упала на песок, Ортиз кивнул мне, приглашая следовать за ним, и пошёл внутрь.

Пройдя по длинному коридору, он занял один из кабинетов, выставив за дверь его хозяина. Мы с Юной вошли следом. Я не видел её почти год, и Тень изменилась: в её косе стало больше белого, чем чёрного; правую часть лица ото лба до подбородка рассекал шрам, проходя через глаз, полностью закрытый бельмом. На её плечах — полковничьи погоны; две верхние пуговицы кителя расстёгнуты, и я вижу, что за пазухой Юны дремлет старая, растрёпанная Точка. Вспоминаю, что мой кот так и остался у Анны. Почему-то это меня сейчас занимает больше, чем собственное моё чудесное спасение, которое я, наверное, до конца ещё не осознаю.