– Вижу тебя, – вырвалось у Тристана, еще прежде, чем он сообразил, что говорить. Но так, наверное, даже лучше было, ведь он мог ляпнуть: «Не хочу быть один» или того хуже: «Не знаю, чего хочу». И то и другое Каллум угадал бы по его виду. Просто ужасно, когда ты столь катастрофически открыт.

Каллум посторонился, жестом приглашая, и Тристан, не говоря ни слова, вошел.

Нико

Нико

Нико уклонился от кросса справа, но пропустил жесткий хук и в голос выругался, перемешав высоколобый испанский и сельские новошотландские оскорбления.

Как-то Гидеон научил его одной фразе на русалочьем – смеси датского, исландского и смутного подобия инуитского, – но предупредил: произнесешь неверно и вызовешь морское чудовище, полупризрак-полусирену, поэтому употреблять ее смысла не было. Макс тоже не помог расширить запас ругательств, потому что упорно повторял только «бля».

– Что-то ты не в настроении, – заметила Рэйна, смахивая пот со лба и глядя, как Нико, потеряв равновесие, пятится в жизнерадостно цветущий розовый куст.

Нико подождал, пока перестанут слезиться глаза.

– А может, это ты стала лучше? – без энтузиазма проворчал он.

– Так-то оно так, но ты совершил промах, – заметила Рэйна, как обычно не щадя его чувств.

– Да, ладно. – Слегка надувшись, Нико плюхнулся на траву. – Предлагаю тогда на этом закончить.

Рэйна бросила на траву уничижительный взгляд (похоже, та ее оскорбляла; как-то Рэйна обмолвилась, что некоторые виды английских лужаек склонны к непомерной заносчивости), но в итоге все же без особого удовольствия присела рядом.

– В чем дело? – спросила она.

– Ни в чем, – ответил Нико.

– Ну и ладно.

Эта беседа практически во всех смыслах вышла полной противоположностью той, которая состоялась у Нико совсем недавно.

– Ты крадешься, – обратилась к Нико Париса из раскрашенной комнаты. При этом она даже не оторвалась от книги, которую читала, сидя за столом. – Хватит подкрадываться.

Нико замер у порога.

– И вовсе я не…

– Я телепат, – скучающим голосом напомнила она. – Ты не только крадешься, ты еще и дуешься.