Светлый фон

Эзра отчасти не верил. Атлас Блэйкли не настолько обезумел от власти, чтобы покушаться на невозможное. Эзра вообразил, как спрашивает его: «Ты правда разрушишь все, лишь бы построить новое?», просто для верности, а Атлас отвечает: «Нет-нет, конечно же, нет». Потом слегка усмехается, покачав головой: «Эзра, ну ты что. Сам ведь знаешь: массовые разрушения – это не мое». И оба они смеются над шуткой.

Однако Эзра вспомнил, как легко Атлас предложил просто взять и избавиться от Каллума Новы; уладить вопрос с Парисой Камали. По необходимости, сказал он.

А что будет, когда наконец станет бесполезен сам Эзра? Это был единственный вопрос, задать который стоило, но в тот же самый миг стало ясно, что ответ они оба уже знают.

– Архивы никогда не дадут тебе то го, что ты хочешь, – произнес в конце концов Эзра. – Своих намерений ты от самой библиотеки не скроешь.

Молчание.

– Ты что, кого-то другого для этого используешь?

– Ты либо в игре, Эзра, либо нет, – низким голосом произнес Атлас, и они пристально посмотрели друг на друга.

Где-то тикали часы.

Потом Эзра улыбнулся.

– Ну конечно, я в игре, – сказал он. – Я и не выходил из нее.

И это была правда.

До того момента.

– Все же очень просто, не так ли? Ты еще увидишь, на что они способны, – пообещал Атлас. – Я тебе все покажу.

Эзре хватило ума не усомниться в этом, даже мысленно.

– Отлично, – сказал он. – Отлично, пусть Париса убьет Каллума, а я займусь остальным.

– Мисс Роудс что-нибудь подозревает? – спросил Атлас.

Нет. Нет, Эзра об этом позаботится.

– Я буду держать Либби на коротком поводке, – пообещал он, ошибочно сочтя задачу выполнимой.

Хотя, по правде, знал, что не справится. Чем больше Эзра на Либби давил, увещевая и пытаясь, словно преданный поклонник, заверить ее в своих чувствах, думая, будто именно такой любви она и ждет, чем сильнее рассчитывал сохранить доверие Атласа, поддерживая веру Либби, тем больше она отдалялась, охладевая к нему после каждого разговора. Эзра надеялся на союз: вдруг открытость Либби даст представление о планах Атласа. Он цеплялся за годы, проведенные с ней, за одностороннее доверие, этот созданный им же мираж, часто казавшийся ему настоящим. Он шпионил издалека, полагаясь на ту, чьи моральные принципы, как он думал, никогда не подведут – даже если не выдержат их отношения. Но Либби отстранялась, питая к нему бесплодное недоверие и бесцельную злость.

– Я не твоя, – сказала Либби, проводя между ними черту и закрывая для него дверь в свою жизнь.