Латерфольт отделился от остальных и выехал на коне на середину моста, остановившись перед ней. В исполнении Хроуста он был высок и крепок, не ерзал в седле и не суетился, а сидел со спокойствием мертвеца. Волосы его не сжег пожар Унберка, над головой вилось призрачное знамя, а лицо, хоть и нечеткое, не имело с Латерфольтом ничего общего, кроме узкого разреза светящихся белых глаз. Это было надменное, жесткое лицо, совсем не то, что она полюбила в пустошах Галласа. Вот каким Хроуст мечтал видеть Латерфольта… И наказал со всей жестокостью, когда тот не пожелал таким становиться.

«Убей их всех!»

Латерфольт медлил. Ни лука, ни сабли не появилось в его руках, конь тоже застыл. Тень словно дожидалась, пока подойдут остальные, – или раздумывала? Но это все были домыслы Шарки: своей воли у демона не было. Это Хроуст издевался над ней, как Редрих над Моррой.

– Ты убийца, – прошептала Шарка, не рассчитывая, что он услышит, но Хроуст неожиданно отозвался:

– Мы все убийцы. Рейнар передал королю Щит?

Шарка помотала головой.

– Значит, отдал его тебе?

– Проверь.

Демон вытащил длинную изогнутую саблю из ножен. Свора Шарки, тощая и слабая, оскалила на него зубы. Латерфольт погиб, защищая ее, а теперь его уродливая тень оборвет ее жизнь, прихватив своего еще не рожденного ребенка…

Но демон так и застыл с саблей в вытянутой руке.

– Ха! – услышала Шарка удивленное фырканье Хроуста, и егермейстер растворился в воздухе. – Даже сейчас ты мне перечишь!

Гетман выступил из мрака.

Нет, Шарка не забыла его. Но все же ей потребовалось время, чтобы узнать во всаднике того самого старика, которого она вечер за вечером ставила на ноги, который называл ее «дочкой», как отец, которого у нее никогда не было, который сделал ее для своих людей божеством во плоти. Сейчас лицо Хроуста пересекали ломаные черные линии, совсем как у Мархедора и Борбаса. Левый глаз светился, и даже из-под повязки на правом выбивалось свечение. Он был, как прежде, облачен в старый доспех, но одежда истлела, будто на мертвеце, а прикрепленные к наплечным пластинам рога растрескались. Вид Хроуста даже Шарку, давно привыкшую к ужасам Дара, заставил содрогнуться, а голос, ставший еще сильнее, чем раньше, едва не уронил на колени:

– Теперь и ты видишь, Свортек! Ни ты, ни они, ни даже я сам – боги вели меня в Хасгут, чтобы исполнить клятву! Они не дадут мне покоя, пока я не возьму то, что мне принадлежит!

– Ты пожертвовал всем, – отозвалась Шарка, когда голос Хроуста отгремел. – Всеми, кто за тобой шел…

Кирш ударил лошадь по бокам и несмело приблизился к ней. Петлич остался на месте; Шарке показалось, что тетива его лука ослабла.