В дверь постучали.

— Мозет, это они?

Увы, это оказался Стасик.

— Кэп, сразу скажу — я всё помню.

— Я счастлив.

— А я — нет! Ваши опрометчивые действия и оголтелый волюнтаризм поставили общину на грань выживания!

— Волюнтаризм? Оголтелый?

— Воды нет! Еды, можно сказать, тоже нет! Точнее, она непригодна…

— Заморожена?

— Есть такое, — признался Стасик, — но уже не до абсолютного нуля, как вчера. Хоть это к лучшему…

— Это не к лучшему, — перебила его Натаха. — Морозилка сдохла. Завтра еда будет комнатной температуры, а послезавтра протухнет.

— Вот видите! И всё это устроили вы! Вы-вы, не отпирайтесь! Я вспомнил не только вчерашний день! Все наши беды — от вас, Кэп!

— Ты уже не думаешь, что вы мне снитесь, Стасик?

— Иногда думаю, — вздохнул он, — иногда — нет. В любом случае именно вы источник наших неприятностей. И люди это понимают.

— Мне ожидать суда Линча?

— Я постараюсь сдержать этот разрушительный порыв.

— Серьёзно? Почему?

— Вы мне отвратительны, Кэп. Но я не думаю, что если вас убить, то всё наладится. Зато есть небольшой шанс, что ваши действия приведут к каким-то изменениям. Кроме того, вы знаете, где разогреть еду.

Поредевшая община действительно смотрит на нас неласково, косясь и перешептываясь. Но восемь носильщиков, по два на контейнер, выделили, потому что жрать-то хочется. Еда всё ещё мёрзлая, но руки, как вчера, не обжигает, а значит, где-то сейчас размораживается огромная морозилка со жратвой. Потенциально это большая проблема, но думать наперёд как-то не хочется.