Жнец Кюри вернулась на место эмоционально истощенной. Анастасия заметила это, хотя Мари и скрывала свое состояние от остальных.

– Как я выглядела? – спросила Жнец Кюри.

– Впечатляюще, – отозвалась Анастасия.

Все сидевшие вокруг подтвердили это, хотя многими в зале владело дурное предчувствие, омрачавшее даже самые радужные надежды.

После дебатов жнецов выпустили в ротонду, на перерыв. Не потому, что те хотели перекусить – несмотря на то что столы вновь ломились от яств, жнецы все как один пришли к выводу, что есть вещи более важные, чем трапеза.

Жнеца Кюри, словно защищая от врага, окружили ее основные сторонники: Мандела, Сервантес, Энджелоу, Сунь-Цзы и некоторые другие. Как всегда, когда Анастасия попадала в окружение великих, она чувствовала себя неловко, но те приняли ее в свою компанию, дав понять, что она им ровня.

– Как обстоят дела? – спрашивала Жнец Кюри у каждого, кто имел достаточно самообладания, чтобы рассказать ей о реальном положении дел.

– Даже не знаю, – нерешительно отвечал Жнец Мандела, покачав головой. – Мы отсекли явных сторонников Годдарда, но остается еще около сотни не примкнувших ни к кому жнецов, которые могут проголосовать и так, и эдак.

– Если вам интересно мое мнение, – сказал Сунь-Цзы, никогда не отличавшийся оптимизмом, – то я думаю: все уже исчислено, взвешено, разделено. Вы слышали, что спрашивают друг у друга жнецы? Если отменят квоту, повлияет ли это на порядок выбора жертв? Будут ли сняты запреты на брак? Отменят ли генетический индекс и практику наказаний за этническую предубежденность? Это ужасно.

– Все верно, – признала Анастасия. – У Годдарда один-единственный – и положительный ответ на все эти вопросы.

– Именно, – кивнул головой Сервантес. – И он говорит жнецам то, что они хотят услышать.

– Увы, таков обычный порядок вещей! – грустно произнесла Жнец Энджелоу.

– Не в нашем случае! – возразил Мандела. – Блестками нас не увлечь.

– Скажите это жнецам, которые украсили свои мантии драгоценностями, – покачав головой, проговорил Сервантес, окинув взглядом ротонду.

А затем в разговор вмешался новый голос. Это был Жнец По, чья физиономия постоянно несла на себе печать гораздо большей скорби, чем хорошо всем известное лицо его Покровителя.

– Не хочу выглядеть вестником судьбы, – мрачно сказал он, – но не нужно забывать, что голосуем мы тайно. Уверен: открыто, на людях многие изображают из себя сторонников Жнеца Кюри; голосовать же они будут за Годдарда.

Слова правды ударили, словно стук клюва ворона в дверь комнаты несчастного героя великой поэмы, написанной Покровителем мрачного жнеца.