– Да.
Джеймс Харрис выпрямился и не оглядываясь вышел в холл и направился вверх по лестнице.
– Пойдем, – бросил он через плечо.
Через пару мгновений Патриция последовала за ним, задержавшись лишь для того, чтобы отпереть входную дверь.
В темноте верхнего этажа ее окружили голые белые стены и закрытые двери, а впереди зиял похожий на вход в гробницу черный провал.
Она переступила порог хозяйской спальни. В лунном свете стоял Джеймс Харрис. Он уже скинул рубашку.
– Раздевайся, – велел он.
Патриция сбросила туфли и судорожно вдохнула. Стоя босыми ногами на холодном деревянном полу, она чувствовала себя голой. Невозможно было сделать то, что нужно, но прежде, чем она смогла остановить себя, ее руки потянулись к спине.
Она расстегнула молнию, позволила платью упасть к ногам и переступила через него. Кровь устремилась к освобожденным участкам тела, и Патриция почувствовала головокружение. Казалось, она вот-вот потеряет сознание. Мрак сгущался вокруг, а стены отступали все дальше. Она почувствовала жар, когда расстегнула бюстгальтер и сняла его. Ногой она отбросила всю одежду в угол и сверху кинула лифчик.
На обнаженной груди, животе и бедрах она ощутила прохладу чужого дома. За окном раздались безумные крики ободрения, едва слышимые, словно рокот набегающих на песчаный пляж волн, уносимый ветром.
Джеймс Харрис указал на кровать, Патриция сделала несколько шагов и села на нее. Он подошел, его силуэт четко вырисовывался в лунном свете. Широкие плечи и узкая талия, толстые бедра и длинные ноги, сильная волевая челюсть и взлохмаченные волосы. Там, где должны были быть его глаза, виднелся в темноте лишь слабый белый отблеск. Она старалась не терять с ним зрительного контакта, когда откинулась на кровати, все еще держа ноги на полу. Она раздвинула их перед Джеймсом Харрисом и почувствовала, как холодный воздух его дома целует промежность, а сквозняк ласкает и развевает ее локоны. Хозяин опустился на колени между ее ног.
Вся ее жизнь была прелюдией к этому моменту.
В свете луны женщина наблюдала, как неестественно дергается челюсть мужчины. Он оторвал глаза от ее лона, встретился с Патрицией взглядом и прикрыл рукой нижнюю половину своего лица.
– Не смотри.
– Но…
– Тебе не понравится.
Она приподнялась и мягко отодвинула его руку. Она хотела увидеть все. Глаза Джеймса и Патриции встретились, и впервые между ними не было фальши. Потом его голова запрокинулась, лицо полностью осветилось, и она увидела, как сама тьма выползает из его рта.
Он был прав. Лучше этого не видеть. Патриция откинулась назад, уставившись в гладкий, покрытый белой краской потолок, чужое дыхание зашевелило волосы на ее лобке, а затем пришла боль, самая страшная, непереносимая боль, какую она когда-либо испытывала. Боль, которую сменило величайшее наслаждение.