– Что делает эта кнопка? – спрашивала она, указывая на одну из клавиш. Или удивлялась какому-нибудь показателю на экране: – А этот индикатор в верхнем углу экрана? Он показывает, что ты выигрываешь? Солидный счет.

– Это нанесенный мне ущерб.

Ей так хотелось сказать, что она очень сожалеет, что не защитила лучше его и Кори. Но стоило ей начать говорить, получалось что-то похожее на прощальную речь, и Патриция замолкала. Пусть сын проживет еще одну беззаботную неделю.

Суббота наступила прежде, чем Патриция успела как следует подготовиться, и она проснулась в испуге. Чтобы чем-то занять себя, она прибралась в комнате Кори. Перестелила постель, собрала разбросанную по полу одежду, постирала и разложила аккуратными стопками в ящики комода, погладила все платья и повесила их в шкаф, нашла родные футляры от всех CD-дисков. Подобрала с ковра мелочи на восемь долларов и шестьдесят три цента и сложила монеты в банку, чтобы дочь сразу нашла их, когда вернется домой.

Около четырех Патриция заметила, что Картер стоит в дверях, наблюдая за ней.

– Пора выходить, Патти. Если мы хотим посмотреть предматчевый репортаж, разминку и выход команд.

Планировалось, что они будут смотреть футбол вместе с Лиландом и детьми Пейли в центре города, неподалеку от больницы.

– Иди. Мне надо кое-что доделать.

– Ты уверена, что не хочешь пойти с нами? Неплохо ради разнообразия заняться чем-нибудь нормальным. Жутко, что ты постоянно сидишь одна дома.

– Мне приходится быть жуткой. – Она ответила на его настороженный взгляд своей «улыбкой бравого солдата». – Приятно провести время.

– Люблю тебя, – сказал Картер.

Это застало Патрицию врасплох, и она на минуту замешкалась, вспоминая, что поведал ей Джеймс Харрис об отлучках мужа из города, и задумавшись, много ли правды было в тех словах? Она сделала над собой усилие и ответила:

– И я тебя люблю.

Он ушел, она подождала, пока не услышала, как его машина отъехала с подъездной дорожки, а потом приготовилась умереть.

Сосало под ложечкой. Все тело было опустошено, его била дрожь, к горлу подступала тошнота, голова кружилась. Все вокруг расплывалось и казалось нереальным, готовым в любой момент исчезнуть.

Перед зеркалом в ванной Патриция надела новое черное бархатное платье. Оно было тесным и пугающим, обнимало ее в самых неподходящих местах, заставляло стесняться своих новых форм. Она поправила его, одернула вниз, где-то затянула, где-то поправила застежки, разгладила. Наряд облепил ее как черная кошачья шкура. В нем она чувствовала себя более обнаженной, чем без одежды.