Он душераздирающе закричал, узнав в утопленнике Джерри. Его крик эхом пронзил отсыревшую серую глушь.

– Посмотри еще, – толкнуло его в спину торжествующее шипение человека в кафтане.

Нет, он совершенно точно не хотел больше смотреть в эту проклятую воду. Он знал, что этого делать ни в коем случае не стоило, он был в этом более чем уверен. Но безумец шипел ему в спину, перо ворона обжигало ему грудь, стремясь добраться до сердца, и его голова будто бы сама собой снова склонилась к воде.

Следующим размытым огненным росчерком в воде мелькнул труп Хенны. Ее точно так же свободно несло течение, и ее глаза точно так же были слепо распахнуты. Ее губы и кожа были совсем синими, яркие волосы безнадежно померкли. Он вгляделся еще внимательнее. Трупами оказалась заполнена вся река. Тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч – их было до невозможности много, и даже Сильвенио не взялся бы их сосчитать. Он видел Лимину Джантэ Тревори, благодетельную Ищущую, видел ее друзей и соратников, видел Атрия Джоза – раздувшегося еще больше, чем при жизни, омерзительного до крайности. Он видел Конрада Грэна, абсолютно белого, как статуя. Он видел всех тех, кого убил Аргза за время их знакомства. Он видел… Господи. Он видел своих родителей. И самого Аргзу Грэна. И всех членов Альянса пиратов.

И себя. Он видел самого себя. Мертвого. Раздувшегося. Почти почерневшего. С отслаивающейся кожей, с вываливающимися через рыхлую плоть органами, с распахнутым в немом крике ртом, с закатившимися белыми глазами.

Господи, Господи, Господи. Спаси и сохрани.

Видимо, он в порыве ужаса наклонился к воде слишком низко, забыв о бдительности. Потому что в следующее мгновение из воды вытянулись руки – его собственные руки! – и схватили его за горло. Сильвенио захлебнулся новым криком, рванулся назад, с трудом осознавая, что делает. Кажется, вырвался из хватки мертвеца он только благодаря помощи своих соседей по лодке, отбивавших его каждый в меру своих сил, потому что, когда мимолетная вспышка сознания осветила для него происходящее, он понял, что лежит на дне лодки, сжавшись в тугой комок, а куртка у него спереди вся разодрана. Мертвец забрал у него злосчастное вороново перо, с мясом выдрав и ткань куртки, и кожу под ней в том месте, где раньше находился карман. Сильвенио сделал глубокий вдох, попытавшись успокоиться. Он все еще мог чувствовать ледяной холод чужих – своих! – мертвых пальцев на горле.

При следующей вспышке сознания он обнаружил себя дрожащим, как при сильной лихорадке, и скулящим что-то нечленораздельное в подол длинной юбки. Добрая грустная старушка гладила его по голове, как любимого внука. В лодке все молчали. Туман уже заполнил бреши, скрывая зеркально-ровную водную гладь, эхо последнего громкого звука впитало в себя, как вата, безрадостное небо, и ничего не напоминало о том, что тут только что случилось. Сильвенио, всхлипнув в последний раз, поднялся с колен, вежливо поблагодарив женщину за утешение, – и тут же чуть во второй раз не вывалился из лодки, почувствовав на себе чей-то внимательный взгляд.