На него смотрели две пары равнодушных красных глаз.
Дети все так же не пошевелились ни на миллиметр, но, определенно, они теперь смотрели не
– Куда мы плывем? – едва слышно спросил он одеревеневшими губами у детей, но обращаясь через них к тому, кто смотрел их глазами. – Я должен знать.
Зато взгляды других пассажиров вдруг разом опустели, словно бы кто-то в мгновение ока выкачал из них души. Их тела, их одежда – все начало тускнеть, терять остатки цвета. Сильвенио знал: они все еще здесь. Они очнутся, когда он и неведомое существо закончат разговор.
– Куда мы плывем? – повторил он с колотящимся где-то в придушенном горле сердцем.
Дети молча смотрели на него. Интерес лодочника ощущался все острее – почти как трупным окоченением по нервам. «Три – хорошее число, магическое», – вспомнилось Сильвенио, и он, встав в лодке в полный рост, сделал шаг к детям. Не давая себе передумать, положил по ладони на плечо мальчика и на плечо девочки. Его руки все еще ощутимо дрожали, страх сковывал его с ног до головы, мешая связно мыслить и нормально двигаться, но он не мог остановиться. Он хотел знать. Он задавал этот вопрос уже три раза, но не тем и не так. Настало время посмотреть истине в лицо, какой бы она ни была. Истина – вот что имело значение здесь и сейчас, только она, и больше ничего. По крайней мере, он изо всех сил пытался в этом себя убедить.
– Куда мы плывем? – спросил он в третий раз, умоляюще и жалко.
– Тебе лучше знать. Ты отвезешь их, – безразлично ответило голосом детей таинственное нечто.
Что?
– Что? – произнес он вслух, хватая ртом воздух.
Сквозь мелькающие перед глазами черные пятна Сильвенио вдруг осознал, что уже минуту как перестал слышать плеск весла. Лодка остановилась. Ему показалось, что вместе с ней остановился целый мир. Даже нет: все существующие миры остановились в один миг, как будто кто-то повернул гигантский рубильник. Остановилось само движение времени, и Сильвенио ощутил это так же явно, как ощущал собственные руки и ноги. За голову, правда, он бы сейчас поручиться отказался, потому что в данный момент его голова, похоже, была наполнена только вымораживающей пустотой и расползающимся от спинного мозга ужасом. Лодочник шагнул к нему. Его коричневый балахон развевался на несуществующем ветру, капюшон сдуло на спину.