Сармат-змей опустился на крышу Божьего терема. Обвился вокруг красного купола, распростер огромные кожистые крылья – Хортим осознал, как это зрелище должно было их подорвать. Мало того, что чудище пригрелось на обиталище староярских богов. В тереме прятались близкие тех, кто бился на площади: если дракон решит уничтожить их прямо сейчас, кто его остановит?..

Рядом зарычал Микула:

– Гадина!

Не так ли Сармат-змей восседал на крыше гуратского собора? Не обвивал ли золотые купола, показывая себя и любуясь тем, что бурлило внизу?

Сармат-змей скалился и насмешничал, и Хортим смотрел на него во все глаза. У Божьего терема было множество людей – вряд ли дракон помнил о существовании еще одного отпрыска Горбовичей, а уж тем более не знал, каков из себя новоявленный гуратский князь, – но Хортиму казалось, что тот глядел на него в ответ.

Всполохи разряжали ночь, и чешуя виделась темно-вишневой.

Зрачки были вертикальными, совсем как у Хьялмы. Только радужины у того были бледно-голубые, у Сармата же – янтарные, и Хортим смотрел в них и смотрел. Он не возненавидел Сармата больше, потому что нельзя было ненавидеть сильнее. Он не вспомнил ничего важного, потому что никогда не забывал. Ни про Малику, ни про Хьялму, ни про отца и Гурат-град, но сейчас он ощутил жажду мести острее, чем когда-либо до. Он понял ее не разумом, как раньше, но телом. Ощутил на сухом языке и в пересохшем горле, в галопе сердца и в токе крови по жилам – как алчет воды человек, идущий по жаркой степи.

Это была она – та жажда, которую Хьялма не сумел утолить ни силой оборотничьего тела, ни сказочным долголетием, ни властью. Это чувство было сильнее жажды смерти, а значит, Хортиму полагалось жить, пока на веки вечные не затихнет Сармат-змей.

Да, рановато он решил распрощаться с жизнью.

Раздался звук – он шел не из города, а извне. Тянулся по небу из полей и гор.

– Что это? – изумился княжич Микула. – Это похоже на…

Было ясно: этот звук – невиданной силы, но то, что его издавало, находилось слишком далеко. Достигая Божьего терема, звук истончался, хотя даже в его призраке звенела страшная угроза.

Хортим перестал дышать. Судорожно сжал руки в кулаки: вот оно! Началось.

Сармат-змей встрепенулся. Подобрал лапы, сложил крылья и настороженно прислушался, в любой миг готовый к броску. Подумал ли что-нибудь Ярхо-предатель, Хортим не знал: если он и испытывал чувства, то издали это не читалось.

– Великие боги, – проговорил Микула оторопело и наконец закончил: – Это же драконий рык.

Звук повторился – взлетел волной, затих раскатистым эхом.