Каменная рать обратилась в прах, и это испугало подвластных Ярхо людей не меньше, чем поражение Сармата. Они отступали, а Ярхо оставался – и с ним оставались те живые воины, которых он некогда сам принял в свое войско. Ярхо хотел бы, чтобы они ушли, но куда там; он уже не считал себя предводителем, за которого стоило бы полечь – те халлегатские времена канули в небытие. Дольше всех продержался Йоким Волчий Зуб – он исправно сражался рядом с Ярхо и до последнего прикрывал ему спину, а потом и его горло пронзила легкоперая стрела.

Ярхо не хотел даться врагам без боя. Об него также ломали мечи и булавы, и княжегорцы решили брать его оружием пострашнее. Попасть в него было непросто, но когда в грудь Ярхо ударило катапультное ядро, он впервые за долгое время ощутил настоящую боль.

Ярхо оглушило, отшвырнуло в сторону. Он едва успел подняться: на него набрасывали длинные цепи, а Ярхо все вырывался и скидывал с себя княжегорцев – по привычке, из упрямства. Но его все же повалили и оттащили к ближайшему валуну, где и приковали. Убравшись подальше, снова били чугунными, каменными и даже железными ядрами – ничего-то для него не пожалели.

Его руки были вывернуты, на ногах висели грузы. Ярхо закашлялся и почувствовал, как что-то потекло по подбородку – то ли слюна, то ли кровь.

От него медленно отходила сбитая каменная оболочка. Его глаза расслаивались, мир виделся мутным, но гуратского князя Ярхо все равно признал – по чернявому лицу, в котором было что-то от хищной птицы.

Хортим Горбович подошел ближе, чтобы его рассмотреть.

– Ярхо-предатель, – обронил он брезгливо. – Какой бесславный конец.

Ярхо ждал, что он скажет еще что-нибудь – про убитого отца или разрушенный город, но Хортим Горбович промолчал. Только вытянул из-за пазухи кривой кинжал и поддел каменную пластинку на его щеке; пластинка с трудом отлепилась от его человеческой кожи – а может, и вместе с ней. Щеку Ярхо свело от обжигающей рези: наверное, гуратский князь увидел алеющую плоть.

– Больно? – Хортим Горбович удивленно приподнял брови. – Надо же…

Он чуть наклонился. Заглянул в его – пока что обсидиановые – зрачки.

– Обожди, Ярхо-предатель. – И посулил мягко, с леденящим холодком – в манере Хьялмы: – То ли еще будет.

* * *

Живые соратники Сармата отступили, а рать Ярхо-предателя рассыпалась на части – война окончилась к осеннему равноденствию. Беглецов не стали преследовать, и Хортим вернулся в Старояр, не успела разгореться новая луна.

Город встретил его ликованием. Улочки заполонили толпы – люди бросали ленты и пригоршни ягодок, и повсюду были звонкие голоса, крики и смех. Солнце бликовало на покатых крышах и древесных кронах, облетающих золотом и багрянцем, но единственное, чего хотелось Хортиму, – скрыться в тень; или, на худой конец, оказаться не здесь, а в Бычьей Пади или на развалинах Гурат-града. Он верил, что там бы действительно ощутил эту победу, а в Старояре Хортим чувствовал себя чужим.