Зоны голода. Тоньше Хакаби. Лихоманка сосиски трясет. Похвальные человечьи корабли плывут по предельным зонам прыгай-беги.

Рок-эй-Билли был тем ритмом, что синхронизировал лагеря уничтоженья.

Вековечны – большие флаги hakenkreuz-а.

Беспризорники Бельзена играли в свои бабки. Лимон Злата петлял средь облаков. Примиряющие монстры аранжировали оркестры лир и гонгов. На пляже оставались ракушки, когда рыбы, в них жившие, мерли. И чванливые пацапсы, их капоры ухарски заломлены на скошенных головах, на плечах бит-боксы, из коих громыхают электрические рок-фракталы звука («Так звучит Техас, мальчонка. Здоровенный, как мой старый хер. Южный Техас Рио-Гранде. Тим «Красная маска» Холт. Сэм – Понтяра Шэм. Трехнутый Фридмен. Черномазый Гаер. Хрякоебы. Покажь еврею трюк-другой».)

Пузырьки строфантина, пилюли кардиазола и пакетики траченного «Дурекса» валялись в отбросах, выкинутых океаном. Колеса Херби хрустели по разнообразной дряни. Он чуть не заглох, когда у него в крыле застряла связка насквозь промокших разнарядок на уничтоженье из печально известного лагеря Эстервеген близ Папенбурга.

Оставив Экера удовлетворенно кушать, Херби подъехал к плещущим волнам океана. Меланоз тут был выражен как нигде слабо, и свой естественный рак в глубины распространяли первые стадии меланодермы.

Зараженное равноденствие.

Живой Околоток только что похоронил жену и детей в черных водах Исса. Он забрел в океан, умоляя воды прикончить его. Рука его массировала то место над сердцем, куда доктор Менгеле вкалывал Фенол, Тюрю, Бензин, Вимто, Эвипал, Айрн-Брю, Хлороформ, Корнфлексы и Сжатый Воздух для его увядающей циркуляции.

– Вливайте, – понуждал доктор, закатывая охочий рукав; подразумевая, что Околоток силен, как мартышка, и что предстоит проделать большую работу прежде, чем ему выпадет роскошь почвы.

Для Большого Вождя Пасть-Пасть мертвые были кубиками говна.

Ебучие ласки сгибались и ржали, распарывая настежь шеи плакавших, кровохлещущих евреев. Животные из жоп своих выпускали немногих мартышек – еще одно убийство из милости при последнем полночном ударе Wilde Jaged.

Из-под коралловой скалы за Херби следили глаза, как у крысы из сральника. Жрущие легкое. Подстегиваемые голодом. Начался громоносный бой барабанов – он выбивал ритм «раз-два, два». Хлопками вступил контрабас, и вот уже Херби различал уверенный голос, оравший из-под низу: