— Конечно же нет, любезный Риз. Я просто желаю обладать богатством и потому не даю воспользоваться им кому-либо еще, применяя все свое могущество. Собственно, мой особый тайник спроектирован таким образом, что из него нет выхода. Что туда попадает, там и остается — если только я не решу иначе. Упоминаю об этом лишь затем, чтобы вам не пришло в голову обмануть меня или обокрасть, хотя я по-прежнему не сомневаюсь в вашей преданности.

— Гм… Спасибо, хозяин. У меня и в мыслях ничего такого не было.

— Вот и замечательно, Риз. Полагаю, Корбал Брош уже готов?

Тот кивнул:

— Да, Бошелен. Все, кого я убил и обработал с тех пор, как мы сюда прибыли, сейчас на улицах.

— Что ж, отлично… да, похоже, я уже слышу крики. Ну что, Риз?

Эмансипор взял поводья. Четверка черных лошадей, от шкур которых, как обычно, валил пар, подняла голову и закусила удила. Глаза их вспыхнули мертвенно-бледным янтарным огнем.

— Вперед! — воскликнул слуга, причмокнув языком.

Голова Мортари распухла уже с другой стороны, но он улыбался, чему Плакса Хват была только рада. Удар Барунко вывихнул челюсть Ле Грутту, у которого в результате основательно перекосило физиономию, и он теперь мог закрыть рот, даже не лязгнув зубами, что вызывало невольный смешок даже у Барунко.

Лурма Спилибус тоже пришла в себя и пробиралась к боковой двери, через которую они до этого прошли. Глядя, как Лурма скользит от стены к стене в узком коридоре, Плакса вдруг ощутила почти непреложную уверенность, что ничего плохого с ними уже не случится.

— Еще одна успешная миссия Пятерки. — Плакса бросила взгляд на Симона Никсоса, сменившего оружие с ножа на голову покойной госпожи Громкий Слух. — Мы проникли в сам дворец и выбрались обратно! Мы стали поводом для очередной легенды, друзья мои. Не понимаю, с чего мы вообще расстались.

— Разные понятия об искусстве, — пояснил Симон. — Чрезмерное самолюбие, а также злоупотребление наркотиками и крепкими напитками.

— Нет, — нахмурилась Плакса, — это погубило Семерку воров из Чертовой дюжины и Бесподобных мародеров.

— И масонов тоже, — добавил Барунко.

— Каких еще масонов? — нахмурился Симон.

— Великий Орден Восковых Масонов, — сказал Барунко, закатывая рукав и показывая татуировку в виде пчелы на предплечье. — Я был главным хранителем запахов Лавандового улья Полной луны.

— Ты поклонялся Медовому Месяцу? — спросил Симон, широко раскрыв глаза. — Не знал!

— Раз в месяц, в третий колокол до полуночи, — продолжал Барунко, — я съедал целую корзину цветов лаванды, а потом поворачивался голой задницей к небу, испуская ароматные ветры, — никто другой не мог пердеть столько, сколько я! Именно тогда мне начали завидовать, а Борбос стал тайком обжираться фасолью и капустой, пытаясь меня превзойти, и мне пришлось его убить, потому что он жульничал, к тому же от его пердежа дохли пчелы!