Обезумев, я звала Варвару, но она не приходила; в сознании, где она раньше обосновалась, зияла пустота. Как космические черные дыры, она затягивала в себя все, что могла, и в голове моей царил хаос.
Наверное, я боролась. Отмахивалась от завес, стряхивала с себя огонь, пела хором с теми, кто старался спасти меня, подавив чужой злобный смех.
Пришла в себя я в глубокой ночи. Открывать глаза не спешила; слишком устала и мечтала только о том, чтобы погрузиться в нормальный сон. Но он не шел, и в конце концов я, кряхтя, приподнялась на локтях, схватившись за стену. Электронные часы на подоконнике с ядовито-зелеными цифрами показывали 3:05.
– Ты очнулась! – восторженно прошептали под кроватью, и я вскочила, готовая обороняться. – Воу-воу, полегче! Это всего лишь я.
Гость вытянул руку с кучей фенечек на запястье.
– Пак! – выдохнула я. – Разве можно так пугать! Что ты забыл под кроватью?
Лис выполз, ухватившись за край постели:
– Наблюдал, чтобы ничего не случилось. Ты же мой Избиратель, я должен о тебе заботиться. Варвара поступила жестоко – подожгла твой разум, стремясь не просто выселить тебя из тела, но уничтожить. Даже я не сделал бы такого; стереть душу, не дать ей переродиться… Ужасно. Конечно, ты пострадала, но фундамент не разрушился, так что память, чувства, эмоции и прочее – все при тебе. Я, признаться, немного удивлен: не думал, что ты выкинешь ее с таким… звоном. О, как она металась, рвалась, хотела залезть обратно в тебя, но Арлекин и Змей ее поймали.
Марионетка с огненно-рыжими волосами и чужими глазами, теперь не такими веселыми и сияющими, а до краев заполненными ненавистью. Арлекин больше нет.
– Как там… тело Арлекин? – выдавила я. От мерзких слов во рту загорчило.
– В норме, – абсолютное безразличие. – Лучше, чем ты. Пока ты глотку рвала, она со своим Волчиком светские беседы в гостиной вела и о тебе задумывалась, только когда речь заходила о дальнейшем развитии событий. Конечно, ей-то мозг никто не поджигал, а новая оболочка, считай, сама пригласила. Она сейчас спит; все спят. Поздно.
Я хотела что-то ответить, но живот свело, так что я, застонав сквозь зубы, согнулась пополам. Голод. Сколько я не ела? Трое суток, не меньше. Пара ложек супа – ерунда.
– Кушать? – тут же спохватился Пак. – Погоди, сейчас притащу. Не вставай, отдыхай.
И, насвистывая какую-то песенку, он на цыпочках выскользнул из комнаты. В коридоре, где стоял холодильник, послышался шорох, тихий хлопок, и он вернулся с горкой баночек и пакетиков. Они тут же оказались на одеяле, а Пак, довольный собой, по-турецки уселся напротив и деловито открыл творожный рожок.