Поезд ехал так быстро, что темные картинки за окном слились в одну. Мы проезжали пустынные полустанки, едва освещенные, и спящие города, и безмолвные черные леса, и поля, и реки, бегущие под мостами. Я смотрела на них и думала о том, как это все красиво – и как, вообще-то, здорово ехать вот так и глядеть в окно. На самом деле я рада была бы смотреть на все это так долго, как только можно. Человеческая жизнь – длинная. Можно любоваться реками и полями даже сто лет, если очень повезет.

Я думала о Сороке. Страшно ли ему сейчас или он не теряет присутствия духа? На что похожа тюрьма, в которой его заперли? Рассчитывает ли он, что кто-то придет ему на помощь, – или, напротив, мечтает только о том, чтобы всем его друзьям хватило ума не вмешиваться?

Потом я подумала о других пустых, одиноких, запуганных, разбросанных по горам и равнинам Бирентии. Вайс еще не смог найти всех – но наверняка продолжает искать. А тех, что уже нашел, держит при себе – и теперь я одна знала зачем.

Пустые, надмаги, правитель, Бирентия, Арта – если бы я оказалась надмагом, мне, быть может, следовало бы бежать туда… Сорока, Прют, Лестер… Все это крутилось и крутилось у меня в голове, в темноте под веками, и в конце концов растворилось там – а я погрузилась в сон.

Когда я проснулась, за окном занималось утро. Солнце поднималось, огромное, раскаленное, оно плавило нежное утреннее небо над горой, и поезд остановился у ее подножия.

В вагоне было пусто – видимо, все пассажиры, кроме меня, вышли раньше.

– Конечная станция! – сказал заглянувший в вагон старик-контролер. – Приехали, барышня. Пора выходить.

Дорога, которая в прошлый раз заняла у меня много дней, на этот раз уложилась в одну ночь.

На перроне я плотнее закуталась в плащ – с гор шла в низину утренняя прохлада, и ветерок пробирал до костей. На станции никого не было, кроме еще одного пассажира, вышедшего из последнего вагона, – я прибавила шагу, чтобы не сталкиваться с ним. Встречающих на станции не было. Конечно, Прют не могла знать, что я приеду именно на этом поезде, как не могла знать, что я приеду так сразу, почти следом за ней. Если она послушала меня и успела сесть на более ранний поезд, они с Воробьем уже должны быть здесь.

Солнце продолжало свой торжественный подъем, неспешно, величественно. Все вокруг заливало нежным золотым сиянием, прекрасным, как след надмагии. Я потянула носом, впитывая запахи солнца, утра, росы, горного стланика, машинного масла, железа рельсов, камешков между ними, гор, маленького городка, сена, воды, свежей выпечки – только Мафальда могла так рано взяться за дело… Перестать быть пустой – значило отказаться от всего этого. Что я буду чувствовать, стоя здесь как человек? Какие запахи останутся со мной, а какие навсегда меня покинут?