– Костатену нужно памятник поставить!

– Заслужил, – серьезно сказал Грайт. – Я уже об этом подумал – только что не хотел из суеверия такое мысленно обсуждать с самим собой раньше времени… Костатен, я всегда выполняю свои обещания. Когда более-менее установится… новый порядок, всерьез задумаемся о памятнике. Твою одежду я прекрасно запомнил, Алатиэль превосходно рисует, и красками, и карандашом, и углем, так что сходство будет полное. Без головного убора, конечно. И непременно на коне – испокон веков памятники прославленным на войне ставят только конные… ну, конными по старой традиции изображают еще и королей, пусть даже они никакими воинскими подвигами не прославились. Хорошо, памятника нынешнему королю еще нет… – Он хищно улыбнулся. – И, слово чести, никогда уже не будет… А вот тебе будет.

Я не был воодушевлен столь заманчивой перспективой – скорее раздосадован. Вот уж не ожидал! Мои амбиции не простирались дальше золотых генеральских звезд на петлицах – о них втихомолку мечтает всякий молодой командир. А вот памятник, тем более конный, – как-то и не по чину…

– Непохоже, чтобы ты так уж радовался, – усмехнулся Грайт.

– Если подумать, ничего хорошего, – сказал я. – Птички будут на голову гадить…

– Ну, есть смотрители за памятниками…

Алатиэль, блестя чуточку хмельными глазищами, добавила:

– А зато у твоего памятника, как часто случается с другими, будут назначать свидания влюбленные…

– Это, конечно, гораздо приятнее, чем птичьи какашки на голове, – проворчал я.

– Ну что, за будущий памятник? – совершенно по-русски предложил Грайт, потянувшись за флягой.

Выпили по второй, Алатиэль уже почти не кашляла. А вот дальше возникла явственная заминка. Разговор не клеился, было даже впечатление, что я стал третьим лишним – конечно, не в амурном плане. И Грайт, и Алатиэль были охвачены этаким радостным нетерпением, а мое присутствие стало обременительным. Я и не подумал на них обижаться: все правильно, у них впереди еще масса серьезных дел, где обойдутся – и слава богу! – уже без меня. Я и сам чуял радостное нетерпение, только, разумеется, по другому поводу…

Грайт пытливо глянул на меня:

– Костатен, ты явно мыслями где-то далеко. И выражение лица у тебя примечательное, только я не пойму, это потаенное недоверие или потаенное нетерпение?

– Какое там недоверие, – сказал я искренне. – Я тебе с некоторых пор доверяю. Нетерпение, ага. И мыслями я не далеко, а здесь, на этой самой поляне. Ты обещал отправить меня назад, когда дело будет сделано…

– И отправлю, – сказал он спокойно. – Только… Ты и в самом деле так рвешься назад? Не хочешь остаться еще немного и помочь нам громить ватаков? Не ради золота, понятно, – из тех чувств, что делают человеку честь…