Закончив, я вопросительно взглянул на Грайта, чуть разведя руками, – теперь мы не могли понимать друг друга. Он показал жестом, что отлично все сообразил, столь же выразительным жестом велел мне сидеть на прежнем месте и вышел на середину поляны. Я во все глаза уставился на него.
Не произошло ровным счетом ничего необычайного. Просто он поднял руки жестом опытного дирижера (не хватало только палочки) и надолго застыл в этой позе. Молчал. Может быть, произносил что-то про себя (вдруг для этого нужны какие-нибудь заклинания? Есть же в этом мире магия, Грайт сам говорил), но он стоял ко мне спиной, и я не видел его лица.
Потом перед ним появились неяркие желтые огоньки, очень скоро принявшие очертания невысокой арки, слились в сплошную полосу золотистого сияния – и за ней открылось нечто знакомое: коридор или туннель со стенами темного цвета, по которым мерцали зеленые огоньки. То, что я уже видел в спальне Оксаны, когда Грайт меня уволок в свой мир. Он был недлинный, метров пять, и я с того места, где сидел на поваленном стволе, прекрасно рассмотрел, что на другой стороне – самый обычный лес, по каким я изрядно походил и во время службы, и во время скитаний…
Грайт обернулся, сделал приглашающий жест. Не нужно было приглашать дважды: я прямо-таки метнулся туда, ног под собой не чуя от радости.
Не было долгих прочувствованных прощаний – к чему? Грайт толкнул меня кулаком в плечо, и я впервые за время нашего знакомства увидел на его лице настоящую улыбку – широкую, веселую. И тут же подбежала Алатиэль, очаровательная амазонка, храбрая подпольщица, радистка, в которую я, к счастью, так и не влюбился по известным причинам. Глядя мне в глаза, произнесла длинную певучую фразу, оставшуюся совершенно непонятной. Тут же поняла свою ошибку, смущенно улыбнулась, махнула рукой, бросилась мне на шею и крепко поцеловала в губы, прижавшись всем телом, – и это, что греха таить, было чертовски приятно. Грайт, уже, как всегда, хмурый и озабоченный, требовательно похлопал ее по плечу, она медленно убрала руки с моей шеи и отступила.
Повернувшись, я бросился в проход меж мирами, как бросаются в холодную воду. Почти бегом, в несколько прыжков, выскочил на той стороне, где деревья, кусты и цветы были знакомы, как собственная комнатка в комендатуре. Ликующая радость накатила, и тут же прошиб нервный озноб, с которым я быстро справился. Осторожно сделал несколько шагов вперед, словно по тонкому льду (тогда я еще не знал, что по тонкому льду нужно идти как раз быстро), – но под ногами была твердая земля.