И окинул меня требовательным, воистину старшинским взглядом. Направляясь к машине, к указанным пенькам, я подумал, что мужик, безусловно, хваткий: ни разу не обратился ко мне ни на «ты», ни на «вы»… Присел на пенек – а на соседнем, в паре шагов, поместился пограничник.

– Спичек не найдется, боец? Кончились мои…

Он протянул коробок, и моментально определился мой статус в глазах старшины, несомненно, ревностного служаки: не задержанный, не подконвойный, коему не разрешается разговаривать с охраной и которому спичек, безусловно, не дадут. Всего-навсего «подозрительное лицо» – это легче…

На пеньке, будто тот леший, я просидел около часа. За это время пограничники не выцепили из потока беженцев ни единого человека – не нашлось там подозрительных личностей, кроме моей скромной персоны. Потом приехала еще одна полуторка с комотдом в кабине и четырьмя пограничниками в кузове. Комотд тихо поговорил о чем-то со старшиной, явно и я был упомянут – он покосился с любопытством в мою сторону. Потом приехавшие направились к тому месту, где до этого стояли люди старшины, а те пошли к машине. Старшина, сказав что-то ефрейтору, сел в кабину, а Ланжерон сделал широкий жест:

– Прошу в карету! Ездил в кузове, марсианин?

Пропустив это мимо ушей, я запрыгнул в кузов первым. Полуторка выехала на дорогу и помчалась на восток, обгоняв беженцев там, где удавалось. Ланжерон, как я и ожидал, не смог удержать язык за зубами:

– Так как насчет Аэлиты, марсианин? Вышла замуж или меня дожидается, орла бравого?

– Где ж ей было тебя дождаться, если ты столько лет не писал, – не удержался я от ответной шпильки. – Вот и вышла замуж, у нее уж семеро по лавкам. Мужик серьезный, не то что некоторые трепачи…

Видя, что коса нашла на камень, пограничники сдержанно фыркнули, а Ланжерон, смешавшись, проворчал:

– Убил ты меня в самое сердце, марсианин. Вообще не больно-то и хотелось, девушек на свете немерено…

И больше с подначками не лез, ехали в молчании. Идущих навстречу войск становилось все больше, мы миновали уже не роту, а не менее чем два стрелковых батальона полного состава, проехали две упряжки с орудиями, прогрохотала даже одинокая «тридцатьчетверка» – но все равно это ничуть не походило на развертывание тех самых главных сил, подхода которых все ждали, и военные, и гражданские. И я решился спросить:

– Ребята, что-нибудь слышно про главные силы? Что и где?

Лица у всех были злые, все молчали, потом только Ланжерон, ни на кого не глядя, бросил:

– Где… – и непристойной рифмой уточнил. Скверно, подумал я. Пограничники – люди информированные, если уж и они угрюмо молчат… Будь иначе, они даже подозрительной личности разъяснили бы обстановку с неприкрытой радостью…