— Добро пожаловать, новичок! — сказал Йо… что, как я позже узнал, было сокращением от Йота. — Добро пожаловать в ад! Когда наступит «Честный»…
Почти в конце коридора, возле окованной железом деревянной двери, ещё один узник, в этот раз женского пола, закричал: «Тебе нужно было остаться в Цитадели, малыш! — Затем, понизив голос, — И мне тоже. Уж лучше голодать».
Хэйми прошёл в угол камеры, противоположный тому, где стояло ведро с водой, спустил штаны и присел над дырой в полу.
— Живот крутит. Наверное, из-за грибов.
— Сколько прошло — год с тех пор, как ты их ел? — спросил Йо. — Живот крутит, но точно не из-за грибов.
Я закрыл глаза.
3
Прошло время. Не знаю сколько, но я начал снова чувствовать себя собой. Я ощущал запах грязи, сырости и газа из ламп, которые давали этому месту некое подобие света. Я слышал капание воды и телодвижения узников, которые иногда разговаривали друг с другом или, может быть, сами с собой. Мой сокамерник сидел рядом с ведром с водой, угрюмо уставившись на свои руки.
— Хэйми?
Он поднял глаза.
— Кто такие цельные?
Он фыркнул от смеха, поморщился и схватился за живот.
— Это
— Допустим.
— Сядь-ка рядом со мной. — И когда я засомневался, сказал: — Неа, неа, не стоит меня бояться. Я не собираюсь щекотать тебе яйца, если ты об этом подумал. Может быть, к тебе перескочит одна-две блохи, и всё. За последние полгода я даже не смог окочуриться. В могилу меня сведут дряные кишки.
Я сел рядом с ним, и он похлопал меня по колену.
— Вот так. Не хочу, чтобы нас слышали чужие уши. Не то чтобы им есть дело до того, что они услышат — все мы тут рыбы в одном ведре, но я стараюсь принадлежать самому себе — так меня учили. — Он вздохнул. — Беспокойством совсем не поможешь моим бедным кишкам, скажу я тебе. Видеть, как число растёт и растёт? Ужас! Двадцать пять… двадцать шесть… теперь вот тридцать один. Но никогда не доходит до шестидесяти четырёх, Йо прав на счёт этого. Когда-то мы, цельные, были как полный мешок сахара, но теперь мешок опустел, кроме последних нескольких кристаллов.
Он сказал