— Но ты чувствуешь столько боли… мне кажется, иногда всё-таки стоит проявлять сострадание к самому себе. Как-то выплёскивать все эти тяжёлые эмоции, знаешь. Ничего постыдного в этом нет.

— Сострадание к себе… ха! Когда орхги выжигали мне глаз, рубили руки и выдирали из меня внутренности, я держался… даже не пикнул… я не дал этим мерзавцам получить удовольствие от моих страданий! Если я не жалел себя тогда, с чего бы мне делать это сейчас?!

— Суровая у тебя философия…

Веншамея вдруг чувствует что-то невозможно притягательное в этой суровой философии киборга. Эта сила духа и абсолютная безжалостность к самому себе завораживают теэклавеллянку и вызывают у неё трепет. А когда она украдкой вглядывается в лицо Джекса — вечно целеустремлённое, неизменно исполненное беспощадности к себе, но, в то же время, так до конца и не скрывающее невообразимую боль из прошлого — её словно обжигает глацианский мороз…

— Ты… такой сильный, — только и удаётся выдавить околдованной этим холодным очарованием Веншамее.

— Иронично, но киборги — самые слабые существа, — снова надев горькую улыбку, реагирует Джекс. — Повреди одну часть органическому существу — и её функции возьмёт на себя другая. Повреди одну часть роботу — и он продолжит работать, не обращая внимания на утрату какой-то функции. Но киборг… он уязвим со всех сторон! Повреди одно — другое не придёт ему на замену, и функция исчезнет бесследно! Ты же сама видишь, в чём моя слабость! Если бы мне не нужно было заряжаться, я был бы всё ещё там, у корабля, и работал бы! Ну же, мерзячий зарядник, что ж ты так долго…

— По этой же логике, если ты загубишь своё органическое тело, металлические части тебя не спасут, — соображает Веншамея.

Жгучий мороз снова пробирает теэклавеллянку, когда фордокс-приманец обращает на неё яростный взгляд органического глаза. Впрочем, выражение лица киборга быстро сменяется на добродушное, хотя и по-прежнему жестковатое.

— Ладно. Уломала, — скрипит Джекс. — Что за суп? Сканировать сил нет.

— Борщ по-северандски.

— Блестяще. А котлеты из чего?

— Ну, Найя обтекаемо сказала, чтобы я молчала при нашей вегетарианке…

Новый припадок смеха сотрясает Джекса:

— Ай, какая умница! Да уж, мясо элегантины — это прямо самое то, ужасно питательное. Спасибо. Чуть-чуть подзаправлюсь — и хватит, снова за работу…

— Но ты не спал… — начинает Веншамея, но Джекс перебивает её:

— Вот уж без сна я обходиться умею! На паукрабьей фабрике особенно не поспишь, когда тебя бьют током каждые двадцать деминут… ничего со мной не случится, я продержусь!