Бакара наклонил голову, оперся на высокий светящийся золотом посох, и продолжил смотреть, как свершается ритуал взросления над его детьми и детьми его народа.
Мересанк и Аха сидели на скамье в саду Верхнего гарема. На обоих были символы их нового статуса — парики. Аха выбрал длинные волосы цвета соломы, Мересанк — зелёные кудри до плеч.
Она сунула палец под парик, почесала горячую кожу.
— Жарко в них, — пожаловалась она.
— Зато солидно, — отозвался Аха.
Группа красивых девушек в тонких струящихся платьях прошла мимо, двое последних захихикали, толкнули друг друга локтями, чуть поклонились.
— Я теперь могу к ним ходить хоть каждый день, — сказал Аха, улыбаясь им вслед.
— Что же не идёшь? — спросила Мересанк, поднимаясь и забирая со скамьи свёрток с медовыми лепешками для Сешеп.
— Я жду, когда жрецы зачтут Списки Осири, — сказал Аха. — Жду, когда они скажут, что ты должна стать моей. Жду тебя, Мересанк.
Она чуть помедлила, потом прижала свёрток к груди и ушла, не ответив.
Матери вошли к Мересанк перед сном, когда она уже смыла с лица дневные краски и сняла парик и одежды. Они сели на пол, скрестив ноги, и Мересанк послушно опустилась между ними. Матери смотрели на неё с любовью и беспокойством.
— Завтра огласят Списки, — начала та из матерей, что сидела справа.
— Мы уже знаем, — сказала вторая. — Уаджи из жрецов только что был у нас в покоях.
— Аха? — спросила Мересанк, не поднимая глаз.
— Нет, — ответили матери хором.
Мересанк думала напряженно. Ответ должен быть неожиданным — иначе матери не нарушили бы тайну, придя к ней. Для неё выбран тот, кого никто не ждёт.
— Жрец решил, что с тобой нужно поговорить заранее, — сказала мать-справа и Мересанк поняла, что она удручена и тревожна. — Потому что в Списках то, чего не было уже четыре столетия. Но жрецы чувствуют, что
— Кто будет моим мужем? — спросила Мересанк мёртвым голосом.