– А ты? Решил уже, куда отправишься?
– Нет. Пока нет. Но тянуть уже некуда. Официально я мертв – мне даже показываться нельзя на Манхэттене.
Она фыркнула. Потом, посерьезнев, спросила:
– Хаву так и не видел?
Он покачал головой.
– Я поговорю с ней. Перед отъездом. А пока… мы с ней решили, что нам лучше не встречаться. Она пытается строить что-то новое. А я могу ее… отвлечь. Это лишнее. – Он помолчал, потом спросил: – Ты думаешь, у нее получится сделать то, что она затеяла? Нет, это исключительно благородная идея. Но мне она кажется чересчур… оптимистичной. Учитывая недавние события.
София кивнула:
– Я знаю. Но она считает, что должна попробовать. Чтобы быть готовой, если Дайма вдруг передумает. А еще она собирается искать других. Не можем же мы быть единственными в своем роде.
Дом находился в Бруклине, восточнее Клинтон-Хилл. Построенный в стиле королевы Анны, изначально он был подарком некоего финансиста своей дочери по случаю ее замужества. Не удовлетворившись размерами выставленных на продажу участков, он купил два соседних и построил дом на границе между ними – подальше от улицы и посторонних глаз. К дому вела подъездная дорожка, огибавшая его и уходившая к большому каретнику на заднем дворе.
Бруклин рос, в округе стало появляться все больше и больше семей среднего класса, и престижный район стал менее престижным. Дети выросли и разъехались, и дочь финансиста выставила дом на продажу. Сам дом был в достаточно хорошем состоянии, а вот огромный участок требовал внимания. На нем росли хорошие крепкие липы и клены, а рядом с подъездной дорожкой зеленел раскидистый ясень, летом дававший густую тень, но за годы небрежения лужайка захирела, а огород зарос крапивой и молочаем.
Однажды утром к дому подъехал таксомотор, и оттуда вышли две женщины – одна высокая и рослая, вторая пониже, с подстриженными под каре волосами. Женщины обошли спальни и гостиные, кухню с двойной плитой, маленькую застекленную веранду. Потом заглянули в каретник и пришли к выводу, что его несложно переоборудовать под жилые помещения. Вернувшись по подъездной дорожке обратно, они остановились под ясенем и стали совещаться.
– Ну, что скажешь? – спросила София.
Голем обвела взглядом дом и деревья, запущенную лужайку, подъездную дорожку, которую, по ее мнению, стоило бы вместо асфальта засыпать мелким гравием. Наклонившись к корням ясеня, она набрала пригоршню земли и пропустила ее между пальцами, потом положила ладонь на ствол и почувствовала под шершавой корой биение жизни.
– Думаю, я его возьму.
* * *
На строительной площадке в Мидтауне этаж за этажом рос небоскреб со стальным каркасом, одно из высотных зданий нового поколения, которые как грибы начали расти по всему городу. Архитектор, спроектировавший его, частенько наведывался на стройку, чтобы проинспектировать, как идет строительство, и вскоре начал обращать внимание на высокого импозантного мужчину, который каждый день стоял на тротуаре и тоже наблюдал за работами. Особенно, казалось, мужчину интересовала проблема элементов жесткости в конструкциях и механика нагрузок и напряжений. Он внимательно следил за тем, как каждую балку поднимают и устанавливают на место, повторяя ее положение при помощи руки и стараясь угадать угол, под которым она будет закреплена. Если его догадка оказывалась неверна, он задумывался и нередко принимался чертить в воздухе какие-то схемы до тех пор, пока не находил правильный ответ. Как-то раз он, казалось, пребывал в особенном затруднении – и архитектор, подойдя к забору, сказал ему: