- Скоро отец моего мужа уйдет к предкам, - спокойно произнесла Отуля. – Он силен, но и силы не хватит, чтобы удержать тело.

- А ты…

- Делаю, что могу. Меня хорошо учили.

- Не сомневаюсь, - он сел и принял кружку с травяным отваром. – Ты бы с матушкой поговорила…

- Михаил должен был занять его место. Теперь его нет.

- Он ведь не твой сын?

- И мой тоже. Я растила его, - её пальцы погладили дракона. – Но он умер.

- Его убили.

- Да. Знаю.

- А что еще ты знаешь? – травы были мягкими, ни едкой горечи, ни такой же едкой, раздражающей, сладости.

- Немного, - она не стала садиться рядом. А ведь не выглядит старой. И морщин нет, и седины. Черты лица… своеобразные, но это для Бекшеева. Если её приняли в Запретный город, с точки зрения китайцев Отуля – красавица. – Он нашел ту, которая разбудила сердце. Стал уходить. Ругался с отцом. Отец моего мужа хотел, чтобы Михаил выходил в море. Принимал дела. Разбирался. А он убегал.

Вполне закономерно для подростка, особенно влюбленного.

- Он стал избегать работы. Отговаривался. Уходил. Иногда ночью. Думал, что все спят.

Но у того, кто жил в гареме, сон чуткий.

- Возвращался под утро. И одежду оставлял.

- Ты не пыталась расспрашивать?

Отуля покачала головой.

- Мало спал. И злился. Злился много. Сказал, что не мое дело. Украл фонари. Два. Отцу соврал, что потерял, но это неправда. Еще пропали старые лампы, масло. Веревки. И на одежде его была красная пыль.

Ничего не понятно, но… осталось найти эту красную пыль.