Напиться бы.

Поесть.

Но нет. Ни еды, ни… последние капли воды остались где-то там.

- Мы умрем, да? – тихо спрашивает Янка. – Я… я не хотела убегать. Я просто больше не могла видеть, как он… он…

- У меня большой дом, - голос Сапожника звучит рядом. – И там хватит места… всем хватит. И деньги есть… и плевать на всех, есть не рода, а лично мои. Я… женюсь. Если она позволит.

И если мы не умрем.

- Щит удержишь? – я говорю Сапожнику.

- Попробую… знаешь, дар вернулся. В полной мере. И нам недалеко уже… тут что-то рядом есть. Надо просто…

Тихоня молча высыпает кристаллы на ладонь. Они – единственный источник света, слабый-слабый, но все же.

- Много. Надорвешься.

- Один хрен помирать, так хоть с пользой, - и раньше, чем я успеваю остановить, этот гад закидывает все в рот. Закрывает глаза. И выдыхает.

Несколько мгновений ничего не происходит. А потом… потом человек может превратиться в пламя. В живое, воплощенное пламя недр.

И взмахнуть руками, заставляя эти недра расступиться пред силой его. Красная плоть горы затрещала, а потом и вправду пошла в стороны. Посыпались камни. И Сапожник поспешно, пусть и запоздало выставил щит. А я плеснула ему силы, пытаясь закрепить.

Хоть как-то…

И трещина над нами росла. Ширилась. И казалось, что еще немного и скала рухнет. Или раскроется…

Только силы уходят быстро. И я, сцепив зубы, хватаюсь за эту горящую руку. Моих собственных – капля, но капля камень точит.

Еще немного.

Рядом встает Сапожник. И я чувствую его присутствие даже яснее, чем там, внизу, когда мы были связаны подавителем.

Бекшеев.

Он сам на грани, но здесь и сейчас эта грань где-то там, вверху, рядом с небом. И Янка обхватывает меня обеими руками. Её сила вплетается в общий узор тонкой нервной нитью.