- Там, внизу…

- Бекшеев доложил.

Замечательно. Значит, мне повторять не придется.

- Как ты понял, куда идти?

- Софья же написала, - и такое искреннее недоумение. Как, мол, это можно было не понять. – Да и зверюга твоя… у нее отменное чутье.

- Где она? – сердце ёкнуло.

- Тут… мои люди приглядывали, теперь вот Софья в себя пришла. На их счастье.

Чудесно.

- Кофе…

- Скоро принесут. Правда, Бекшеева настоятельно рекомендовала не увлекаться.

Увлекаться не буду. Но выпью.

- Держи, - Одинцов протянул конверт. – Пришло… на следующий день после нашего разговора. Точнее раньше, но пока проверили, пока секретарь доложил. Я тебе звонил…

Но связи уже не было.

- Тогда и выдвинулся. Сразу. Понял, что Бекшеев опять не ошибся.

Что это?

Конверт.

Бумага.

Кривые крупные буквы, как будто писал человек, только-только писать научившийся.

«Вы гаворили, что могу абратится. Я не знаю, чего са мною. Я сашел с ума. Я не помню. Помню женщин каких-то. Что их встричаю. И везу. А потом пустата.»

- Молчун?