– Перевяжи.

Аристов вынул из кармана платок и бросил Пике; тот ловко поймал его в воздухе и принялся перевязывать руку.

– Поедешь с нами в Маньчжурию. Будешь выполнять любой мой приказ. Будешь счастлив, выполняя приказы. Будешь обращаться ко мне «начальник». Это ясно?

– Ясно, начальник.

Пика радостно улыбнулся. Он был счастлив. Он вел себя хорошо, и начальник остался доволен.

Глава 16

Глава 16

Маньчжурия. Лисьи Броды. Сентябрь 1945 г.

Она стояла у забора уже часа полтора. За это время Полкан трижды порывался выть на луну, но Танька всякий раз швыряла ему хлебный мякиш, чтобы молчал. На всякий случай для Марфы с Ермилом, если все же проснутся и увидят ее во дворе, она заготовила отговорку: мол, ей был сон, что этой ночью вернется Андрон, поэтому она вышла встречать. Хорошее объяснение. Даже Марфа не сможет придраться. А Ермил так и вовсе растрогается. Хотя, конечно, ждала она не Андрона, а Славку Горелика.

После полуночи начал накрапывать дождь, и Танька тогда сняла платок, распустила косу и закрыла лицо волосами: боялась, что смоется мука, которой она запудрила синяки – один под глазом, другой на скуле. Ермил избил ее не так уж и сильно, она боялась, что он вообще ее прибьет за такое. И Марфа, сучка, была явно разочарована: она рассчитывала на большее, когда рассказывала мужу, что Танька изменяет его брату с красноармейцем. Гораздо страшнее Ермиловых кулаков показались Таньке его слова и то спокойствие, с которым они были сказаны: «Если эта мразь из красной казармы к тебе еще раз приблизится, я его пристрелю»…

…Услышав Славку, она швырнула Полкану уже не мякиш, а мясные обрезки, чтоб не залаял. Она сама была как собака: умела узнавать его по звуку шагов. Даже шаги у Славки Горелика были такие, что Таньке в животе становилось жарко… Когда он был уже совсем рядом, она скользнула за калитку, прижалась к нему всем телом, вдохнула жадно запах табака, одеколона, костра, самогона и влажной от дождя гимнастерки и зашептала, поднявшись на цыпочки, в горячее Славкино ухо:

– Сегодня не надо… Нельзя нам сегодня в сарае… Ермил все знает…

Он отстранился, закурил папиросу, но спичку не затушил. Убрал с ее лица волосы, провел рукой по щеке, посветил догорающей спичкой на пальцы: они были в муке. Зажег вторую, поднес ее к Танькиному лицу.

– Это Ермил тебя избил? – спросил охрипшим от злости голосом.

– Не надо, Славка! – Танька молитвенно сложила руки под подбородком. – Не лезь, Ермил тебя иначе убьет… Это наши дела, семейные!

– Семейные, значит? – Горелик рванул из кобуры пистолет, отодвинул Таньку и пошагал через двор к избе.