– Я принесла тебе пищу, Небесная Лисица Ху-Сянь. Я для тебя убила цыпленка. Возьми его, а к моему детенышу будь милосердна! Согрей мою дочь своим теплым мехом, обереги ее от всякого зла…
Лиза умолкла и вслушалась: кто-то шел прямо сюда, к лесному храму Лисицы-Отшельницы. Шел от сожженной ведьминой фанзы, которую прозвали «ведьминой», потому что после изгнания из Лисьих Бродов там жила Аньли, ее мать.
Она лизнула пальцы, сжала рыжий кончик курительной палочки – он беспомощно зашипел и погас – и метнулась в кусты. И еще прежде, чем увидеть пришедшего, почуяла и узнала его душный, козлиный запах: кислятина старого пота и резкая сладость выдохшегося советского «Шипра».
Замполит Родин пришел с лопатой. Брезгливо оглядел храм Лисицы-Отшельницы, цыпленка и деревянного идола на жертвенном пне:
– М-мракобесие…
Подцепил лопатой лоскут засохшего моха у алтаря – тот отошел легко, и под ним открылась рыхлая, недавно взрытая, оскверненная кем-то земля.
Замполит Родин разделся до пояса и начал копать, оскверняя священную землю повторно. И терпкий запах богини – запах прелой земли, и хвои, и можжевеловых ягод – смешался с запахом его кислого пота, а чуть позже, когда Родин стоял в яме почти по бедра, – с запахом мертвечины.
– Двое, – тихо сказал замполит и резко согнулся в сторону алтаря в рвотном спазме. Лиза зажмурилась, чтоб не видеть. Это плохо. Очень плохо. Богиня разгневается и не захочет помочь ее девочке.
Когда Лиза снова открыла глаза, замполит натягивал резиновые перчатки. Наклонился. Сунул руки в яму по локоть. Что-то чавкнуло, и Родин издал ликующий вопль, перешедший в отрыжку и кашель:
– Есть… коронки!..
Замполит, тяжело дыша, выбрался из ямы. Помялся у края, не зная, что делать дальше. Потом трижды выстрелил в воздух. Богиня отозвалась погребальным звоном чугунного колокола.
– Спи спокойно, товарищ Шутов, – проблеял Родин.
Он зачерпнул лопатой землю из свеженарытой кучи, бросил обратно в яму – и вдруг застыл:
– Или не спи. Я лучше, так сказать, потревожу… Для твоего же блага, товарищ Шутов…
Замполит Родин бросил лопату и быстрым шагом направился обратно к ведьминой фанзе.
Когда он скрылся из виду, Лиза вышла из зарослей и встала на краю ямы. Слепившись разлагающимися телами, как сиамские братья, там лежали два мертвеца. У одного на дымчато-сизой коже, под редеющим сонмом встревоженных светом червей, угадывались разводы татуировок. У другого не было головы – только кусок нижней челюсти, ухмылявшейся металлическими коронками.