Из пещеры, почуяв их приближение, вышла Нуо, младшая из сестер:
– Как ты посмела?!
Лицо Нуо под густым слоем пудры казалось мертвым; на белой коже, как на холсте, нарисованы лиловые дуги бровей и стрелки у глаз; поверх настоящих, замазанных пудрой губ – лоснящиеся алые губы, застывшие в полуулыбке. У нас обеих кроваво-красные губы, подумала Лиза. И в нас обеих – дурная, хищная кровь…
– Как ты посмела сюда прийти, дочь отступницы, и привести с собой чужака?
– Я прошу прощения у Стаи Посвященных, – Лиза смиренно склонила голову, избегая смотреть младшей из старейшин в глаза: никогда не заглядывай в глаза хищнику; зверь не терпит прямого взгляда. – Я пришла потому, что моей дочери нужна помощь. Я нижайше прошу старейшин выслушать этого человека, – она указала на Юнгера.
– Старшие сестры не станут говорить с чужаком, – нарисованный рот едва заметно скривился. – Я тоже не стану.
Нуо стояла, преграждая вход в Грот, в бесстыдно распахнутом шелковом красном халате. Она не запахивалась не потому, что чужак был вправе увидеть ее наготу – он, напротив, был недостоин настолько, что его как будто и вовсе не было. Нуо безмятежно смотрела мимо него, и глаза ее были как угли, тихо тлеющие на ветру в узких прорезях на белом лице. Ее черные блестящие волосы были стянуты в узел и заколоты костяным гребнем. Если выдернуть гребень, вдруг подумалось Лизе, тогда узел развяжется, и лицо упадет, как маска, и останутся только угли. Только угли, горящие чистой и беспримесной ненавистью – к чужаку, и к ней, и к Аньли-отступнице, навлекшей на Стаю проклятие…
– Она сказала, что Посвященные не будут с тобой говорить, – перевела Лиза Юнгеру.
– Тогда скажи ей…
– Ты можешь сказать ей сам. Посвященные знают все языки.
– Тогда слушай внимательно, лисичка-сестричка. – Барон фон Юнгер вынул из кармана пузырек, демонстративно повертел в пальцах, и в венозном его содержимом, плескавшемся по ту сторону треугольных хрустальных граней, отразилось блеклое рассветное небо. – Вы все будете со мной говорить, и немедленно. Потому что у меня есть то, что вам нужно.
Юнгер прямо взглянул своими бледными северными глазами в подведенные лиловым, раскосые глаза младшей старейшины. Идиот. Его ведь предупреждали. Говорить почтительно. Смотреть в землю.
Нуо по-прежнему казалась невозмутимой, но прорези ее глаз стали такими узкими, что почти слились с нарисованными лиловыми стрелками, а угольки, мерцавшие в темных щелках, раскалились почти до треска. Нуо сейчас убьет его, подумала Лиза. Одно движение – и она перегрызет ему глотку.