– …если дать им… то, что они хотят… они меня… не отпустят… казнь… не будет отменена… настаивай… на своем…

– Остановите казнь, и я сделаю для вас сколько угодно вакцины, клянусь. Даю вам слово самурая!

– Нам недостаточно слова. Встань на колени и проси милосердия! – приказала Тин.

Ояма грохнулся на колени; его цепи ударились о каменный пол и на секунду словно бы рассыпались, раздробились мелкими осколками эха, а потом сковали его, коленопреклоненного, снова:

– Я умоляю о милосердии. Пощадите ее!

Тин медленно вытянула нож из живота Аньли, облизнулась, как хищник, идущий по кровавому следу, и сказала мечтательно:

– И они ее пощадили, а самурай изготовил для них волшебное средство для продолжения рода, и жили они долго и счастливо… таким тебе видится финал этой сказки, да, самурай?

Он резко кивнул – и застыл со склоненной головой, демонстрируя безоговорочную покорность. Тин наклонилась к нему и поцеловала, размазав по его губам и подбородку багровую, цвета сырого мяса, помаду:

– Сказки со счастливым концом появились не так давно. Наша сказка слишком древняя и кровожадная, самурай. В ней нет места милосердию.

Она снова всадила нож в рану.

– Род все равно не продолжится… – едва слышно сказала Аньли. – Вакцина… убивает именно зверя… человек выживает…

– Тебе трудно говорить, сестра, – Тин выпустила рукоять ножа, торчавшую из живота Аньли, заботливо погладила ее по голове и вернула руку на прежнее место, нарочно надавив на рукоять. – Твои мысли путаются. Постарайся сейчас молчать.

– Нет! Пускай она объяснит! – вмешалась Нуо. – Что ты там бормочешь про вакцину и человека, отступница?

– Ты всегда была… моей любимой сестрой, Нуо… ты заботишься о стае… думаешь о традициях… не то что они… От вакцины ваши дети… станут просто людьми… Это ли… не позор?

– Это позор, – согласилась Нуо. – Уж лучше мы просто вымрем.

– Идиотка, – оскалилась Биюй. – Хорошо, что ты младшая и ничего не решаешь. Лично я не собираюсь вымирать. Я хочу рожать детенышей. Кормить их грудью. Петь им колыбельную. А не вытравливать их в зародыше ядовитыми травами.

– Сделай нам вакцину, Ояма, – кивнула Тин.

Она повернула нож в животе сестры – три неспешных движения против часовой стрелки, – и отступница захлебнулась визгливым, отчаянным лисьим смехом и кровью. Нуо заскулила, зажмурилась, выронила кувшин и сделала переход – одновременно с отступницей.

Они стояли по обе стороны решетки, две треххвостые лисы. Та, что в клетке, – с зажатыми в капканах задними лапами, в луже крови. Другая – нелепо высовывая нос из-под влажного, воняющего падалью халата, который не успела скинуть до перехода.